Акт на дубровке. «Норд-Ост»: фотохроника трагедии. Последние эпизоды «дела «Норд-Оста»
Замминистра юстиции России Георгий Матюшкин после обнародования вердикта ЕСПЧ пообещал тщательно изучить и решить вопрос о подаче жалоб в Большую палату суда. Адвокат потерпевших Игорь Трунов написал жалобу в Следственный комитет, просил возобновить расследование, проверить действия должностных лиц во время и после штурма, . Власти сослались на старое отказное постановление, которое было вынесено на аналогичную жалобу, поданную еще в 2002 году Борисом Немцовым. Тогда следствие указывало, что действия должностных лиц, в частности работников медучреждений, были проверены и для возбуждения уголовного дела нет оснований.
Теракт на Дубровке произошел в конце октября 2002 года. Вечером 23 октября 40 террористов захватили полный зал театра, когда в нем шел мюзикл «Норд-Ост». В заложниках оказались 912 человек. Более 100 человек были освобождены в результате переговоров, нескольким удалось сбежать. Пять человек, в том числе троих пришедших на переговоры, захватчики застрелили. В ночь на 26 октября начался штурм, во время которого спецслужбы применили газ.
Последние эпизоды «дела «Норд-Оста»
Член координационного совета организации «Норд-Ост» Дмитрий Миловидов и адвокат Трунов констатируют, что власти так и не провели тщательного расследования действий штаба по освобождению, а также работы медиков, которые оказывали первую помощь пострадавшим.
Сейчас уголовное расследование дела о теракте продолжается по формальным основаниям — в розыске остается один из пособников террористов Герихан Дудаев.
Расследование дела в отношении еще одного предполагаемого сообщника — Хасана Закаева — , и в ближайшее время дело должно поступить в Московский окружной военный суд. Сейчас прокуратура рассылает повестки о начале процесса семьям всех пострадавших.
Закаев, уроженец чеченского города Урус- Мартан, безработный отец двух несовершеннолетних детей, обвиняется в серии тяжких преступлений: в участии в преступном сообществе, убийствах и покушениях на убийства, пособничестве в терроризме и при захвате заложников, а также в незаконном обороте оружия. По версии следствия, он вместе с находящимся в розыске Гериханом Дудаевым в несколько этапов привез из Чечни в Москву оружие, пояса смертников и взрывные устройства (ВУ-баллоны), которые потом использовались для минирования зала театра. Также обвинение настаивает, что Закаев приобрел машину « Таврия», которую террористы взорвали 19 октября около ресторана « Макдоналдс» на улице Покрышкина, и за год до этого заминировал два автомобиля.
Задержан Закаев был в августе 2014 года в Крыму: пограничники сняли его с поезда по пути в Москву. Ему грозит наказание вплоть до пожизненного лишения свободы. Ранее Мосгорсуд приговорил шесть других сообщников террористов к различным срокам наказания: от 8,5 до 22 лет лишения свободы.
Фактически этот судебный процесс может стать последним шансом для потерпевших поднять вопрос о том, кто виноват в смерти 125 человек, погибших во время и после освобождения театра.
Стресс или отравление?
Следствие отрицает, что причиной гибели заложников стал газ, который спецслужбы применили в театре на Дубровке в ночь на 26 октября перед штурмом. По мнению следователей, к смерти привела совокупность «неблагоприятных факторов».
В обвинительном заключении по делу Закаева (есть в распоряжении РБК), следователи ссылаются на итоговые выводы судмедэкспертиз, сделанных в последующие месяцы после трагедии: «Многофакторный характер причины смерти исключает прямую причинно-следственную связь только между воздействием на организм потерпевших газообразного химического вещества и их смертью».
Далее цитируется заключение судмедэкспертов о том, что хотя смерть и наступила «от острой дыхательной и сердечной недостаточности», но кроме газа свою роль сыграли стресс, отсутствие еды, воды и нормального сна, пониженное содержание кислорода в воздухе. При этом следователи (на основании заключений медиков) исключают версию, что заложники могли погибнуть от механической асфиксии (аспирации рвотными массами).
Результаты экспертиз еще в 2003 году были предъявлены родственникам погибших. Несколько из них впоследствии были опубликованы на сайте общественной организации «Норд-Ост» .
«Выводы этих экспертиз противоречат медицинским документам, которые есть в деле», — указывает Миловидов.
В материалах основного дела о расследовании теракта содержатся первичные заключения врачей — карточки вызовов бригад скорой помощи, забиравших заложников из театра, и результаты судебно-гистологических исследований погибших, проведенных в первые дни после штурма (документы есть в распоряжении РБК) . В них в качестве причин смерти (за исключением пяти человек, застреленных террористами) указано «отравление неизвестным веществом».
Родственники погибших и пострадавших неоднократно заявляли журналистам , что уверены: причиной смерти стал именно газ.
Газ не усыпил террористов
«В связи с возникновением реальной угрозы жизни и здоровью большого количества людей, захваченных в заложники… было принято решение о проведении операции», — объясняет следствие в обвинительном заключении необходимость штурма. По версии следователей, террористы обещали начать расстрелы, если их требования — вывод войск из Чечни — не будут выполнены.
Из стенограмм телефонных переговоров террористов (есть в распоряжении РБК), которые содержатся в основном деле, напротив, следует, что утром 26 октября захватчики ждали приезда генерала Виктора Казанцева, уполномоченного вести переговоры от лица президента.
Бывшие заложники рассказывают, что газ был пущен примерно в половине шестого утра 26 октября, рассказывает Трунов. Это подтверждают стенограммы телефонных переговоров террористов — в 5:35 утра человек по имени Антон пытается дозвониться в здание театра одному из главарей террористов Руслану Эльмурзаеву (Абубакару), на записи уже слышны выстрелы и крики, связь обрывается. На следующий звонок в 5:38 отвечает уже другой террорист. «В зале очень сильно воняет. Газовую атаку они нам сделали! Насчет этого мы тоже не дураки!» — сообщает он. Последний разговор — в 5:40 утра, террористы еще отвечают на телефонные звонки.
Сразу после того, как в зал с заложниками был пущен газ, Мовсар Бараев, который, по мнению следователей, был лидером террористов, приказал стрелять по окнам, следует из свидетельских показаний, на которые в своем решении ссылается ЕСПЧ. «Когда пошел газ, женщины-смертницы просто ложились на пол рядом с заложниками и не пытались взорвать зал», — цитируются показания свидетелей.
Только к семи часам утра штурм театра был завершен. Это подтверждают видеозаписи, сделанные московской службой спасения, которые есть у потерпевших, рассказывает Миловидов. На видео зафиксировано, как в 6:48 утра на уровне второго этажа здания происходит вспышка и хлопок.
«У террористов была возможность взорвать театр после того, как был пущен газ, — резюмирует адвокат Трунов. — Они находились по периметру всего помещения и были убиты в разных местах, не только в зале. Газ не усыпил и зрителей: некоторые потерпевшие вышли из театра на своих ногах».
Но следствие настаивает : «В результате правильно принятого решения компетентными органами и грамотных действий сотрудников спецслужб во время освобождения преступная деятельность террористов была прекращена и предотвращен гораздо больший вред, который мог бы наступить при подрыве взрывных устройств, что могло бы привести к массовой гибели людей и подрыву авторитета России на международной арене».
Как организовывали спасение
«Мы провели независимое исследование с участием врачей из тех больниц, куда поступали бывшие заложники. Они проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что основная проблема была не в газе», — рассказывает Ирина Хакамада, бывший вице-спикер Госдумы и сопредседатель партии «Союз правых сил». Во время трагедии она вместе с Иосифом Кобзоном ходила в здание театра для переговоров с террористами.
По словам Хакамады,в этом исследовании медики пришли к выводу, что причиной смерти стала плохо оказанная медицинская помощь пострадавшим. «Через десять минут после штурмовиков в театр должно было войти подразделение военных врачей и оказать помощь на месте: кому что-то для сердца вколоть, кого-то положить правильно. Но этого сделано не было, людей вытаскивали сами бойцы и грузили внавалкув автобусы», — рассказывает Хакамада. «Штаб боялся утечки информации о штурме, все держалось в строжайшем секрете. Главное было победить террористов, а люди — так, ими пожертвовали», — рассуждает политик.
У бригад скорой помощи не было ни антидотов, ни четкой координации — как реанимировать пострадавших и куда их везти, следует из доклада организации «Норд-Ост». Фельдшерам скорых выдали препарат налоксон, который используется при отравлении наркотическими анальгетиками, рассказывали медики, но даже этих капсул не хватало на всех заложников.
«Тела клали друг на друга, и люди просто задыхались, людей с температурой тела, как у живых, отправляли в морг, одно тело вообще было обнаружено в подъезде дома на Ленинском проспекте. Как оно там оказалось?» — недоумевает Трунов.
Директор ЦЭМП Костомарова в показаниях рассказывала, что к городской больнице №13 одновременно подъехало около 47-48 машин, которые доставили 356 человек. Несколько десятков из них уже были мертвы, поэтому с ними не проводились реанимационные мероприятия. Согласно медицинским документам, которые есть в распоряжении организации «Норд-Ост», 102 человека умерли до того, как поступили к медикам.
Действие секретного газа
До сих пор спецслужбы не раскрыли, какой именно газ был применен во время освобождения заложников из театра на Дубровке. Из официального ответа Управления ФСБ по Москве руководителю «За права человека» Льву Пономареву (есть в распоряжении РБК) следует, что спецслужбы применили « спецрецептуру на основе производных фентанила». Такие препараты, поясняется в письме, применяются в медицинской практике во время операций и оказывают анестезирующее действие.
Об этом же почти сразу после трагедии, 30 октября, заявил министр здравоохранения Юрий Шевченко. «Для нейтрализации террористов был применен состав на производных фентанила. «[Газ] относится к лекарственным средствам и не может вызвать летальный исход», — приводил слова министра портал Newsru.com .
Производные фентанила действительно используются в медицине в качестве анестетических средств, указывает микробиолог и профессор Университета Калифорнии в Дэвисе Марк Уилис в заключении , которое он делал по заказу одного из потерпевших (оно цитируется в решении ЕСПЧ). «Известно, насколько мала разница между дозой, достаточной для усыпления, и смертельной дозой. Смерть, как правило, наступает из-за дыхательной недостаточности. Поскольку все известные производные фентанила имеют схожие и очень узкие границы безопасного применения, можно было ожидать, что люди могут погибнуть от дыхательной недостаточности», — указывает Уилис.
У многих выживших после трагедии начались проблемы со здоровьем. Как рассказывает Миловидов, как минимум у 40 бывших заложников развились хронические заболевания, начались проблемы с памятью, были обнаружены заболевания сердечной и нервной систем. Несколько человек получили инвалидность.
Никто не хочет брать ответственность за случившееся, сетует Миловидов. От государства родственники погибших получили помощь в 114 тыс. руб., еще по 225 тыс. руб. потерпевшим, в том числе и бывшим заложникам, выплатили различные организации.
Кто должен нести ответственность
Сразу же после трагедии государство должно было обеспечить пострадавшим бесплатную медицинскую помощь и выплатить достойную компенсацию, указывает Хакамада. По мнению адвоката Трунова, также власти должны были провести тщательное расследование действий должностных лиц — медработников и штаба по освобождению.
«Это еще не поздно сделать и сейчас: установить, правильно ли действовали те или иные лица», — указывает Трунов. По мнению Миловидова, ответственность за гибель заложников должны нести те, кто принимал решение о штурме с применением газа, в том числе и высшее руководство страны, и руководители штаба. «К ответственности нужно привлечь [тогда главу ФСБ, а ныне секретаря Совбеза] генерала армии Николая Патрушева, замдиректора ФСБ Владимира Проничева и руководителя Центра специального назначения ФСБ Евгения Тихонова — всех тех, кто командовал спецоперацией», — перечисляет Миловидов, потерявший на Дубровке свою несовершеннолетнюю дочь.
По данным организации «Норд-Ост», Проничев и Тихонов закрытыми указами были награждены званиями Героев России за удачно проведенную операцию по освобождению заложников.
Сергей Ястржембский, который в то время был помощником президента и активно комментировал происходящее, врач Леонид Рошаль, который участвовал в переговорах с террористами, и депутат Госдумы Александр Хинштейн, который в то время активно писал про теракт как журналист МК, отказались говорить с РБК на тему теракта на Дубровке.
Группа боевиков захватила в заложники зрителей мюзикла "Норд-Ост" и служащих театра. Спустя почти трое суток произошел штурм здания, в результате которого террористы были уничтожены, а оставшиеся в живых заложники освобождены. В результате теракта погибли 130 заложников.
Согласно обнародованным следственным данным, практические шаги по подготовке теракта велись с начала 2002 года. Окончательное решение о совершении в Москве крупного теракта с захватом большого числа заложников было принято на совещании чеченских полевых командиров, состоявшемся летом 2002 года.
Непосредственно подготовка террористического акта началась в первых числах октября 2002 года, когда из Чечни в Москву в багажниках легковых автомобилей была доставлена взрывчатка и оружие. Затем в течение месяца в Москву мелкими группами приезжали боевики, которые селились в нескольких снятых ранее квартирах, расположенных в разных районах города. Общий состав террористической группы составил примерно 40 человек, причём половину составляли женщины - террористки-смертницы. Изначально в качестве места возможного теракта рассматривались три объекта, которые подразумевали компактное присутствие большого числа граждан - Московский государственный театр эстрады, Московский дворец молодёжи и Театральный центр на Дубровке. В итоге выбор был сделан в пользу последнего из-за большого количества мест в зрительном зале, а также наименьшего числа подсобных помещений, которые необходимо бы было обыскивать, а затем контролировать.
Он был обычным концертным залом, здесь проходили эстрадные концерты, театральные представления и т.п. В 2001 году для нужд создателей мюзикла "Норд-Ост" по роману Вениамина Каверина "Два капитана" здание было переоборудовано и переименовано .
23 октября 2002 года в 21.15 в здание Театрального центра на Дубровке ворвались вооруженные люди в камуфляже , прибывшие на трех микроавтобусах. В это время в ТЦ шел мюзикл "Норд-Ост". В здании находились 916 человек — зрители, актеры, сотрудники театра, а также учащиеся школы ирландского танца "Иридан".
Террористы объявили всех людей — зрителей и работников театра — заложниками и начали минировать здание.
Бомбы уложили вдоль стен на расстоянии пяти метров друг от друга, а в центре зала и на балконе разместили металлические баллоны. Внутри каждого — 152-миллиметровый артиллерийский осколочно-фугасный снаряд. Внутренняя полость между снарядом и стенкой баллона была заполнена поражающими элементами. Женщины-террористки расположились в шахматном порядке у противоположных стен. Они закрывали зал по секторам в 30 градусов. Начинка пояса "шахида" — два килограмма пластичного взрывчатого вещества (plastic explosives) и еще килограмм металлических шариков.
В середине зала, в партере, установили автомобильный баллон с взрывчаткой , рядом с ним постоянно дежурила смертница. Такое самодельное взрывное устройство установили и на балконе. Запланированные взрывы должны были идти навстречу друг другу, уничтожая все живое. Для этого был сделан центральный пульт управления.
Некоторым заложникам было разрешено позвонить родным, сообщить о захвате и о том, что за каждого убитого или раненного боевика террористы будут расстреливать по 10 человек.
В 22 часа стало известно, что здание ТЦ было захвачено отрядом чеченских боевиков во главе с Мовсаром Бараевым. К зданию Театрального центра на Дубровке стали стягиваться усиленные наряды милиции, ОМОН, спецназ и внутренние войска.
В первые часы после захвата части актеров и служащим театрального центра, находящимся в служебных помещениях, удалось бежать из здания через окна и запасные выходы.
Поздно ночью террористы отпустили 15 детей.
24 октября в 5.30 в здание Театрального центра беспрепятственно вошла молодая женщина (позднее выяснилось, что это была Ольга Романова, продавщица находящегося по соседству парфюмерного магазина), а в 8.15 — подполковник Константин Васильев. Оба они были расстреляны боевиками.
Первая попытка установить контакт с террористами была предпринята 24 октября: в 00.15 в здание центра прошел депутат Госдумы от Чечни Асламбек Аслаханов. После этого с 24 октября по раннее утро 26 октября боевики достаточно активно шли на переговоры, в которых приняли участие некоторые российские политики (Иосиф Кобзон, Григорий Явлинский, Ирина Хакамада), а также общественные деятели (врачи Леонид Рошаль и Анвар Эль-Саид), журналисты (Анна Политковская, Сергей Говорухин, Марк Франкетти, а также съёмочная группа канала НТВ), глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков, экс-президент Ингушетии Руслан Аушев, певица Алла Пугачева. В ходе проведения этих переговоров террористами было отпущено несколько десятков заложников.
28 октября 2002 года было объявлено днем траура в Российской Федерации по жертвам террористической акции.
31 октября 2002 года заместитель начальника института криминалистики ФСБ России, полковник Владимир Еремин сообщил, что из Театрального центра на Дубровке взрывотехники изъяли в общей сложности 30 взрывных устройств, 16 гранат Ф-1 и 89 самодельных ручных гранат. Общий тротиловый эквивалент взрывчатки в память жертв теракта в театральном центре на Дубровке на улице Мельникова в Москве.
В связи с захватом заложников было возбуждено уголовное дело 23 октября 2002 года. В рамках расследования обвинения в организации теракта заочно были предъявлены, в частности, Шамилю Басаеву, Зелимхану Яндарбиеву и Ахмеду Закаеву. В июне 2003 года прокуратура Москвы прекратила дела в отношении захватчиков в связи с их смертью.
В апреле 2004 года Мосгорсуд от 15 до 22 лет лишения свободы братьев Алихана и Ахъяда Межиевых, а также Аслана Мурдалова и Ханпашу Собралиева. Их признали виновными в подрыве автомобиля у "Макдональдса" на юго-западе Москвы, а также в пособничестве терроризму и захвате заложников в "Норд-Осте". В пособничестве при захвате заложников был признан виновным также Асланбек Хасханов. В июле 2006 года Мосгорсуд приговорил его к 22 годам лишения свободы.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Семь лет назад, 23 октября 2002 года, чеченские террористы во главе с Мовсаром Бараевым захватили в заложники зрителей и актеров мюзикла «Норд-Ост» в Театральном центре на Дубровке.
Это едва ли не единственный факт в трагической истории «Норд-Оста», который не вызывает сомнений. Как ни парадоксально, но даже сейчас, спустя семь лет, мы многого не знаем о тех черных октябрьских днях. Например, неизвестно точно, сколько было террористов. Чаще всего озвучивалась цифра в сорок человек (19 женщин и 21 мужчина). Очевидцы говорят о пятидесяти четырех («Когда в очередной раз по радио говорили о том, сколько чеченцев захватили театральный центр, Бараев проходил мимо нас и говорил: «20, 30, 40...» Они даже не могут узнать, сколько нас пришло в театр! Пятьдесят четыре человека нас здесь, пятьдесят четыре!», - вспоминала заложница Светлана Губарева). Разница, согласитесь, существенная - если было обнаружено 40 трупов террористов, а их было 54, значит, 14 куда-то подевались? Но куда?
Более того, неизвестно точное число заложников. «Более восьмисот», «около девятисот», «более девятисот», «почти тысяча». Сотней больше, сотней меньше...
Наконец, до сих пор остается открытым вопрос о числе жертв. Официально жертвами теракта считаются сто тридцать человек. Каждый год во время траурных мероприятий на Дубровке в небо запускают сто тридцать белых шариков (так было и в этом году).
Но согласно данным общественной организации «Норд-Ост», созданной бывшими заложниками, в результате теракта погибло 174 человека. Чем вызвано такое серьезное расхождение? И почему за семь лет общественным организациям и власти до сих пор не удалось найти общий язык и выяснить, сколько жизней на самом деле унес «Норд-Ост»?
Необходимые инструменты для этого существуют - можно было бы, например, подключить к делу Следственный комитет при прокуратуре. Но вялотекущее расследование, возбужденное по статье «Терроризм», было приостановлено еще в мае 2007 года «в связи с необходимостью поиска лиц, причастных к совершению теракта». К этому моменту оно уже давно превратилось в рутинную бюрократическую процедуру, где нет ни подозреваемых, ни обвиняемых (все мертвы?). Ответ же на главный вопрос - кто организовал теракт на Дубровке? - получен не был. Возможно, потому, что вопрос этот официально не задавался.
Ситуация парадоксальная.
Когда 11 сентября 2001 г. террористы уничтожили Манхэттенский центр международной торговли и предприняли менее удачную атаку на Пентагон, США обвинили во всем «Аль-Каиду», Бен Ладена и Саддама Хусейна. Саддама, как известно, повесили, Бен Ладен уже восемь лет скрывается в сырых и темных пещерах Торабора, «Аль-Каиду», правда, пока что прихлопнуть не получается, но это оттого, что государство в принципе мало что может сделать с сетевыми организациями. Во всяком случае, враги были названы (хотя Хусейн явно попал под горячую руку) и показательно наказаны.
Теракт на Дубровке оказался как бы бесхозным. По официальной версии, спецназ уничтожил всех террористов, находившихся в здании, так что спрашивать вроде бы уже и не с кого. Труп главаря чеченских боевиков Мовсара Бараева продемонстрировали по телевизору - с бутылкой «Хеннеси» в руке и рваной раной в паху.
Между тем очевидно, что такая сложная операция, как захват Театрального центра, не могла быть проведена силами сорока (или даже пятидесяти четырех) террористов. Как минимум должен был существовать внешний центр, планирующий и координирующий их действия, а также структуры, занимающиеся техническим обеспечением. «Вооружение - на высшем уровне. Автоматы АК с откидными прикладами. Ножи иностранного производства. У всех фонарики. Пистолеты. Качественная обувь. На каждом - персонально сшитый и «обжитой» костюм. Исключительный набор амуниции, все подогнано от и до», - сообщала на следующий день после освобождения заложников газета «Спецназ России». Театральный центр захватила не банда заросших бородами ваххабитов, а маленькое, но хорошо обученное и отлично экипированное армейское подразделение.
Сам Бараев признавался в интервью НТВ, что приказ захватить заложников в Москве он получил от Шамиля Басаева. Тот же «Спецназ России» опубликовал запись телефонного разговора Бараева с Зелимханом Яндарбиевым, который явно был в курсе готовящейся операции и намеревался направить в Театральный центр «людей из телекомпании» (в этот момент Яндарбиев проживал в арабском эмирате Катар как личный гость эмира). Называлось Бараевым и имя Аслана Масхадова («Шамиль выполнял указания Аслана»).
Аслан Масхадов то ли застрелился, то ли был застрелен при штурме дома, в подвале которого он скрывался от федеральных войск 8 марта 2005 года.
Но первым из них - еще 13 февраля 2004 года - был уничтожен Зелимхан Яндарбиев. Он был взорван в своей машине в столице Катара Дохе. Вскоре после этого полиция эмирата арестовала двух российских граждан - Белашкова и Богачева. Их обвинили в убийстве Яндарбиева и приговорили к пожизненному заключению. Однако спустя десять месяцев оба сотрудника ГРУ были переданы российской стороне «для отбывания наказания на родине». Не потому ли, что эмиру Катара принцу Тамиму бен Хамаду бен Халифа Ат-Тани были предъявлены некие документы, доказывающие, что нити запутанного на Дубровке клубка тянутся в его родной эмират?
На эти вопросы ответов нет. И, возможно, никогда не будет.
И, к сожалению, понятно, почему.
При Ельцине тактика захвата большого количества заложников приносила чеченским боевикам одну победу за другой. Буденновск, Кизляр... Таким образом, Басаев фактически выиграл первую чеченскую войну (подписанные в августе 1996 года Хасавюртовские соглашения были, конечно, капитуляцией России). Государство, запуганное «международным сообществом» и доморощенными правозащитниками, боялось применять силу. Когда Черномырдин срывающимся голосом кричал в телефон «Шамиль Басаев, ты меня слышишь?», становилось ясно, что с этим государством можно делать в принципе что угодно.
Отдавая приказ о захвате большого общественного здания в Москве (центр на Дубровке был не единственным «кандидатом» на эту роль, рассматривался также Дворец молодежи на Фрунзенской), Басаев и Масхадов были уверены в том, что оправдавшая себя тактика вновь принесет свои плоды. Но оказалось, что за семь лет, прошедших после Кизляра, государство изменилось до неузнаваемости. Оно не собиралось больше прощать ударов, подобных «Норд-Осту».
И что самое главное - оно не собиралось больше вести переговоров с террористами.
Поэтому был пущен усыпляющий газ и быстро и хладнокровно расстреляны боевики группы Бараева. Поэтому возмездие настигло Яндарбиева, Басаева и Масхадова.
И этому можно было бы только радоваться.
Если бы не пропасть, разделяющая интересы государства и интересы его граждан.
С точки зрения государства, операция по уничтожению террористов была проведена блестяще. Даже если принять цифру потерь, называемую бывшими заложниками, 174 человека - это 19 процентов от 900. По международным стандартам антитеррористических организаций, операция по освобождению заложников считается успешной, если погибает менее 25 процентов захваченных террористами мирных граждан.
С точки зрения граждан (самих заложников, их родственников и близких) это недопустимо много.
Особенно с учетом того, что практически все эти потери - не боевые. Во время подготовки штурма больше всего боялись взрывов устройств, расставленных по всему залу (они были размещены так, что ни один сектор зрительного зала не избежал бы поражения; более того, взрывы зарядов вдоль стен и подрыв газового баллона, установленного в центре зала, должны были привести к полному обрушению здания и, как следствие, гибели людей под обломками). Но благодаря профессионализму спецназовцев «Альфы» и «Вымпела» ни один заряд в зале террористам взорвать так и не удалось. Заложники погибли не от взрывов и не от пуль террористов, а в результате отравления газом. Тем самым газом, который должен был их спасти.
Что это был за газ - неизвестно до сих пор.
Считается, что именно из-за излишней секретности погибли многие из заложников - врачи скорой помощи просто не знали, что им колоть. Кололи налоксон - кому-то он помогал, кому-то нет. Если газ был производным фентанила, как предполагает большинство экспертов, налоксон должен был помочь. А если это было какое-то иное вещество?
Конечно, применение спецсредства может быть государственной тайной. Но молчание государства в данном случае очень характерно.
Прекрасно, что государство не прощает террористов, находит и карает их, где бы они ни находились. Это говорит о его силе и решимости.
Пусть даже оно делает это тайно и без лишнего пропагандистского шума, как это делают США, объявившие «всемирный крестовый поход против терроризма».
Государство выполнило свои функции - уничтожило террористов, спасло большую часть заложников. Чего вам еще от него надо?
Самую малость.
Один из рассказов Яна Флеминга о Джеймсе Бонде носит название «Квант милосердия». Вот этого кванта милосердия - крохотной доли понимания и сочувствия - от государства в том виде, в котором оно существует у нас сейчас, не дождаться не только заложникам «Норд-Оста». Его не дождаться никому. (Кроме, может быть, избранного круга олигархов, у которых большие проблемы с возвращением кредитов).
На это можно возразить, что не дело государства - заниматься утешением своих граждан. Пусть церковь этим занимается. Или общественные организации.
Но это неправда.
Государство может и обязано поддерживать своих граждан, попавших в беду. Иначе когда в беду попадет оно, граждане предоставят государство его собственной судьбе.
Государство спасло девятьсот человек от пуль и бомб террористов и погубило сто тридцать (или даже больше) из них из-за бюрократической тупости, чиновничьего равнодушия и перестраховок. Из-за того, что милиция вовремя не сняла оцепление с улицы Мельникова и машины скорой подъехали с опозданием. Из-за того, что врачи не знали, какой антидот давать пострадавшим. Из-за того, что в результате неразберихи на месте трагедии сорока пострадавшим (и впоследствии погибшим) вообще не была оказана медицинская помощь.
Можно было хотя бы извиниться.
И можно было бы возместить моральный ущерб жертвам воровства и мародерства, благо их не так много. Речь идет об исках двух бывших заложников, чьи вещи были похищены на стадии следствия. Это еще одна загадка «Норд-Оста», правда, не такая драматическая: деньги и ценности, найденные в зрительном зале, вносились в протокол места происшествия с подробным описанием, где и как их нашли. Личные вещи и деньги заложников помещали в пакеты, пакеты опечатывали, а печати скрепляли подписями понятых и следователей. Когда по завершении этой части расследования пакеты выдали владельцам, двое бывших заложников - Екатерина Долгая и Максим Михайлов - денег в своих пакетах не обнаружили.
Вряд ли государство обеднеет от того, что Долгая и Михайлов получат компенсацию за то, что их деньги куда-то исчезли из запечатанных следователями пакетов (кстати, следователей этих, по-хорошему, надо бы уволить из прокуратуры с волчьим билетом). А вот моральный ущерб, который получит само государство, когда отфутболенные в очередной раз отечественной юстицией истцы дойдут до Европейского суда, будет куда значительнее.
Однако государство (или те его представители, которые отвечают за решение подобных вопросов) считает, что пойти навстречу своим гражданам означает показать свою слабость.
И это, на мой взгляд, самая большая ошибка, которую может допустить государство.
К сожалению, после «Норд-Оста» был еще Беслан. И операция там была проведена гораздо менее профессионально, чем в Москве. И в Северной Осетии погибли сотни заложников.
И все та же странная боязнь государства пойти навстречу своим гражданам сделала трагедию в Беслане еще более непрозрачной для общества.
Помимо всего прочего, это дало возможность отечественным либералам всласть потоптаться на бесланской трагедии - горе и слезы сотен людей были использованы в грязных политических схемах, сделаны разменной монетой для игр оппозиции. Этого бы не случилось, если бы государство вновь не отгородилось от своих граждан непробиваемой стеной.
Государство, увы, оказалось не готово к общественному диалогу. Оно вообще оказалось ни к какому диалогу не готово - террористов молча перестреляло, заложников также молча (и довольно равнодушно) спасло.
Уроки «Норд-Оста» и Беслана были усвоены. На переговоры с мразью, не гнушающейся прятаться за спинами женщин и детей, больше никто не пойдет. Эта твердая позиция сделала тактику захвата заложников бессмысленной и бесперспективной, да к тому же еще и очень опасной для террористов. Не так трудно найти одного смертника, готового улететь в рай на набитой пластитом машине. Сорок таких смертников найти уже гораздо сложнее.
Бывшие заложники «Норд-Оста» вспоминают, что боевики Бараева постоянно повторяли фразу «свобода или рай!». Это был их девиз, под этим лозунгом они захватили Театральный центр на Дубровке, с этими словами, наверное, умирали.
Свободы в их понимании - а также в понимании Басаева, Яндарбиева и Масхадова - они не добились.
Почему-то мне кажется, что и с раем у них ничего не вышло.
Спустя 4 года и 7 месяцев после трагедии в Театральном центре на Дубровке прокуратура Москвы приостановила следствие по делу о захвате заложников «в связи с неустановлением местонахождения обвиняемого». Якобы в розыске находятся некие Дерихан Вахаев и Хасан Закаев. Практика показывает: это означает одно - забудьте, больше никто ни в чем разбираться не будет.
Основные подозреваемые уничтожены. Главный, по версии прокуратуры, обвиняемый - Шамиль Басаев - тоже по техническим причинам никому ничего не расскажет, а ведь именно ему посвящена львиная доля беллетристики, которая выдается за расследование. Остальная часть - экскурс в историю чеченского конфликта. Осужден, по весьма спорным основаниям, только один человек - Заурбек Талхигов, который по просьбе спецслужб и в их присутствии беседовал с террористами. За это и посадили.
Без малого пять лет шла имитация следствия. Прокуратура не только не ответила ни на один вопрос по существу, но и всячески мешала сделать это остальным: родственникам погибших и пострадавших, журналистам, среди которых была и наша Анна Политковская. Именно ее требовали боевики на переговоры, и она много раз ходила в захваченный Театральный центр. А потом - занималась журналистским расследованием.
Кто такой Ханпаш Теркибаев
26 октября 2002 года официальные лица штаба по освобождению заложников каждый час уточняли в эфире цифры погибших. С террористами официальные лица определились сразу: «Все террористы уничтожены». (Зачем - это другой вопрос, мы к нему еще вернемся.) Число убитых боевиков назвали позднее - цифрой 40. Позднее появилась информация о том, что один из группы террористов, захвативших Театральный центр на Дубровке, жив. Анна Политковская нашла этого человека. И не где-то в горах Чечни, а в самом центре Москвы, на Ленинском проспекте, в гостинице «Спутник» (на название отеля попрошу обратить внимание).
Молодой человек лет тридцати, Ханпаш Теркибаев, признался Анне в апреле 2003 года, то есть спустя полгода после трагедии на Дубровке, в том, что действительно находился в группе террористов в «Норд-Осте». Более того, из интервью Анны с Теркибаевым, опубликованного в «Новой», следовало, что он играл в группе террористов какую-то важную роль. Как писала Анна, «засланного казачка», «провокатора». На кого работал Теркибаев, фотографировавшийся с высокопоставленными чиновниками, обладавший многочисленными документами прикрытия, которые невозможно было получить, минуя спецслужбы, как смог уйти из Театрального центра, кто его внедрил в группу террористов?
После той публикации Анна Политковская убедила официальное следствие допросить Теркибаева. Не допросили. Сказали, что искали в гостинице «Космос» (?!), но не нашли. А ведь он не скрывался: общался с высшими чиновниками президентской администрации, ездил руководителем чеченской парламентской (ичкерийской) делегации в Страсбург вместе с Рогозиным, на тот момент председателем Комитета по международным делам Госдумы РФ. Участник теракта на Дубровке, Теркибаев под своей фамилией по законным документам после трагедии в «Норд-Осте» объездил полсвета: Дубаи, Турция, Иордания, Страсбург…
И только следствию этот важный свидетель и участник захвата заложников на Дубровке был недоступен. А скорее: не нужен. Как не нужны были и другие свидетели: например, журналисты «Новой», которые неоднократно ходили в захваченный Театральный центр или разговаривали с террористами по телефону, офицеры спецслужб, проводившие «зачистку» зала уже после группы «Альфа». Судя по всему, лишние свидетели не нужны были вообще…
Еще полгода после той Аниной публикации Теркибаев куролесил по белу свету, по России и по Чечне… А в октябре 2003 года погиб в странной автокатастрофе.
Впрочем, почему в странной? С ним произошло то, что должно было произойти с любым агентом спецслужб, который слишком много знал и нарушил закон «омерты». Его использовали как одноразовый шприц. «Агент не должен был заговорить - и он не заговорил», - писала Анна по этому поводу в публикации «Программа защиты от свидетелей» («Новая газета» № 96 от 22.12.2003). И еще в той своей публикации Анна отметила: «Время, когда случилась автокатастрофа, тоже знаменательно: ровно накануне того, как Теркибаев мог все-таки открыть рот, им заинтересовалось ЦРУ». (В Театральном центре среди заложников погиб гражданин США, и спецслужбы этой страны проводят свое расследование по поводу гибели своих граждан.)
Свидетельства Ахъяда Байсарова
С Ахъядом Байсаровым я был знаком с апреля 1998 года. Он выступил тогда посредником при торговле 13-летним тяжелобольным ребенком Андрюшей Латыповым, находившимся в заложниках в Чечне. Байсаров Ахъяд (не путать с Мовлади Байсаровым, агентом ФСБ, убитым кадыровцами в центре Москвы 4 ноября прошлого года) требовал за ребенка 500 тысяч долларов США. Андрюшу нам тогда удалось вытащить у бандитов без денег, а Ахъяд Байсаров вскоре получил срок за похищение предпринимателя из Армении. Срок оказался небольшим. И накануне «Норд-Оста» Байсаров проживал свободно в Москве.
К чему нам этот персонаж? К тому, что есть свидетели: накануне захвата заложников на Дубровке Ахъяд Байсаров предупредил руководство ФСБ России о готовящемся теракте. Реакции не последовало. Не потому ли, что среди террористов уже был свой человек - Теркибаев - и кто-то готовил дырки под ордена, надеясь на то, что все под контролем? Впрочем, ордена и Звезды Героев получили все равно.
А что касается Ахъяда Байсарова, бандита, получившего минимальный срок за одно из своих тяжких преступлений и не получивший его за торговлю ребенком-заложником, то он тоже исчез, как и Теркибаев. О его судьбе ничего не знают даже его бывшие хозяева - некогда высокопоставленные чеченские силовики, имеющие тесные контакты со спецслужбами России.
Апти Баталов. Звонок из Лондона
Субботний вечер 7 октября 2006 года - один из самых ужасных дней для сотрудников «Новой». Убита Политковская. В редакции работают сотрудники прокуратуры и оперативники, телефон разрывается. Поздним вечером - звонок из Лондона. Звонит Апти Баталов, бывший в 1994-1996 годах полевым командиром, затем в течение нескольких месяцев 97-го - начальник ДГБ (департамент госбезопасности) Ичкерии, а со второй половины 1997 до сентября 1999 года - глава аппарата президента Республики Ичкерия Аслана Масхадова.
«Я хочу сделать заявление, - говорит Апти, - несколько лет назад я в Лондоне встретился с Анной и передал ей материал о том, как готовился теракт в Москве в октябре 2002 года. А примерно месяц назад ей должны были передать кассету с видеоматериалами о том, кто и как готовил захват заложников в Театральном центре. Расследуя дело Политковской, вы должны обратить на это внимание».
Через некоторое время после этого звонка Баталов переслал нам текст тех материалов, которые, как он заявил, передал летом 2003 года Политковской.
Баталов свидетельствует, что его приятель и боевой товарищ еще по первой чеченской кампании Лема Дагалаев был завербован при содействии Ханпаша Теркибаева полковником ФСБ России Аркадием (Игорем?) Дранецом*. Дагалаев засвидетельствовал свои показания в марте 2002 года на видеокассету (в присутствии Баталова), где рассказал о планируемом при активном участии Теркибаева и его (Дагалаева) походе на Москву с целью захвата одного из правительственных учреждений. И продемонстрировал выданные ФСБ спецпропуска. Через несколько дней после той видеозаписи Дагалаев погибает в автокатастрофе.
Баталова допрашивали о его контактах с Дагалаевым в ФСБ Наурского района Чечни. 23 марта Апти Баталов сбежал в Англию, предварительно спрятав видеокассету с записью свидетельства Дагалаева. И именно эту кассету, как заявляет Баталов, он и хотел переслать Политковской. Насколько нам известно, кассету Анна не получила.
---
* Полковник Дранец - не выдуманная, а реальная фигура. Офицер, долго занимавшийся Чечней. Именно он упоминается в открытом письме, написанном якобы бывшими членами банды агента ФСБ Мовлади Байсарова, убитого осенью прошлого года в Москве, как человек, поддерживавший с ними контакт в Москве.
Клейкая лента памяти
15 лет назад, 26 октября 2002 года, в 5.10 утра спецподразделения начали штурм захваченного боевиками Театрального центра на Дубровке, где в заложниках оказалось 916 человек. Предварительно через вентиляцию был закачан усыпляющий газ.
130 человек, в том числе 10 детей, из числа зрителей, пришедших на представление популярного мюзикла «Норд-Ост», погибли.
По официальному заявлению ФСБ, в Доме культуры была применен газ на основе производных фентанила. Его состав так и остался засекреченным. Основными причинами смерти заложников назвали обострение хронических болезней, а также обезвоживание.
О 57 часах ада рассказали «МК» те, кто прошел через теракт на Дубровке и нашел в себе силы жить после потери близких.
Мемориал «В память о жертвах терроризма», который был открыт в 2003 году перед зданием Театрального центра на Дубровке. Фото: mskagency
На мюзикл «Норд-Ост» мы идти не планировали, - говорит Виктория Кругликова. - Сестра Ирина за месяц купила билеты на спектакль с участием Валентина Гафта, но перепутала числа. Когда мы собрались в театр с детьми, выяснилось, что спектакль уже прошел день назад, 22 октября, билеты пропали. А я работала преподавателем в колледже сферы услуг рядом с ДК «Московский подшипник», где шел мюзикл «Норд-Ост». Был будний день, погода выпала дождливая, идти никуда не хотелось, но решили: раз уже собрались - пойдем на мюзикл. Я взяла свою 18-летнюю дочь Настю, сестра - 15-летнего сына Ярослава. Причем ребята вырвались с большим трудом. Дочери нужно было готовиться к контрольной работе по французскому языку: она училась в Университете имени Мориса Тореза. Племянник отложил тренировку по теннису.
Муж у меня был в командировке. Он, кстати, не одобрял, что по такому серьезному произведению поставили мюзикл. Потом говорил, что если бы в тот роковой вечер был дома - никуда бы нас не отпустил…
Перед спектаклем заметили много странного. На подходе к Дому культуры человек кавказской наружности с характерным гортанным акцентом спрашивал лишний билетик. Я подумали тогда: «Слава богу, билетов нет, сейчас до кассы дойдем и вернемся домой». Но кассирша предложила билеты и в партер, и на балкон. Потом мы того смуглого человека, кто спрашивал лишний билетик, увидели среди боевиков… Вероятно, он в тот вечер или пересчитывал людей, или выявлял среди зрителей силовиков.
Зал был почти полностью заполнен. Нам достались билеты в одиннадцатом ряду, справа, ближе к боковому проходу. Спектакль был неплохой. Но я поймала себя на мысли, что с удовольствием бы ушла после первого отделения. Я подсознательно чувствовала что-то недоброе. А потом в фойе, во время антракта, мы увидели женщин во всем черном. Я подумала еще: идет такой патриотический спектакль, что они здесь делают?.. Настя с Ярославом что-то рассказывали друг другу и смеялись. И чеченки буквально испепеляли их взглядами. Особенно я запомнила одну из женщин в черном: она смотрела в упор, у нее были абсолютно черные зрачки… Меня прямо передернуло, мне опять захотелось уйти домой. Но как люди дисциплинированные решили досидеть до конца, не обижать артистов.
Второе отделение началось с танца летчиков. Артисты лихо отбивали чечетку, когда на сцену из зала запрыгнул человек в камуфляже и в маске. Я подумала, что наши спецслужбы кого-то хотят задержать. Потом мы услышали: «Мы из Грозного, это не шутки! Война пришла в Москву, вы - заложники!» И боевик сделал несколько выстрелов вверх.
Террористы перекрыли все входы и выходы в зрительный зал. Артистов погнали к машинам, чтобы они таскали рюкзаки со снаряжением и боеприпасами. А потом приступили к минированию зала…
Было очень страшно. Боевики пошли по рядам, чтобы выявить среди зрителей военных, сотрудников спецслужб и милиционеров. Многие силовики вырывали из удостоверений фотографии и выбрасывали «корочки». В нашем проходе нашли удостоверение какой-то женщины - сотрудницы ФСБ, которую так же, как и меня, звали Виктория Васильевна, совпал и год рождения - 1960-й. Только фамилия была другая. Террористы шли по рядам и спрашивали у всех женщин документы. А у меня с собой были только водительские права. Боевик взял их и стал пристально разглядывать: не поддельные ли? Минуты казались вечностью.
Племянник в свои 15 лет повел себя как настоящий мужчина. Обняв меня, Ярослав сказал: «Если тебя заберут, я пойду с тобой». Я, в свою очередь, стала убеждать боевиков, что работаю в колледже здесь по соседству, на улице Мельникова, дом 2, рядом с госпиталем ветеранов войны… Услышав адрес, боевики еще больше напряглись. Оказывается, в этом здании разместился штаб операции по освобождению заложников. Террорист, прищурившись, сказал: «Это говорит о многом. Пойдем к командиру».
Акция памяти. На ступени центра приносят фотографии погибших, свечи и цветы. Фото: mskagency
Меня чудом не расстреляли. Ребята, которые сидели сзади нас, начали кричать: «Она учительница!» Они работали распорядителями: встречали и рассаживали в зале гостей. И летом одному из ребят в нашем учебном комбинате отмечали свадьбу - мы с учениками накрывали для них столы.
Террорист, взяв мои документы, ушел. Потом вернулся и сказал: «Все в порядке, мы нашли эту женщину». Удивительно, но потом я узнала, что она выжила. Боевики не стали ее расстреливать: в их планы входило взять ее с собой при отступлении в Чечню и обменять на одного из своих полевых командиров.
Рядом с нами в проходе стояла одна из террористок, совсем девчонка, - Асет. Мы ее спросили: «Ну зачем вы пришли? Мы же здесь с детьми, мирные люди!» Она сказала: «У меня в Чечне остался ребенок, которому не исполнилось и года. У меня убили мужа, убили брата. Мы живем в подвале. Под бомбежками гибнут старики и дети. Это должно прекратиться». Я знала, что их в любом случае убьют. Но она повторяла: «Другого выхода нет». Мы предложили найти ее ребенка, забрать к себе. Она усмехнулась и сказала: «Ему Аллах поможет». Они были все как зомбированные.
К молодым женщинам-террористкам постоянно подходила женщина в летах, которая не снимала чадры. Она сидела в центре зала, рядом с металлическим баллоном, внутри которого, как потом выяснилось, был 152-миллиметровый артиллерийский осколочно-фугасный снаряд, обложенный пластитом. Когда поступала команда, все женщины в черном вставали, выстраивались в проходах с гранатами, брали в руки детонаторы… Наша собеседница Асет нас «успокаивала»: «Вы не волнуйтесь, если будет приказ о взрыве, я вас застрелю. Вы долго мучиться не будете».
На третьи сутки, 26 октября, мы заметили, что у боевиков приподнятое настроение. Им сказали, что завтра будут переговоры. Нам было сказано: «Мы вас отпустим, возьмем с собой небольшое количество заложников и уйдем». Мы с сестрой готовы были пойти с ними, только бы они отпустили наших детей…
Иосиф Кобзон первым вступил в переговоры с террористами и сумел договориться об освобождении Любови Корниловой и трех детей: двух ее дочерей и одного ребенка, которого она назвала тоже своим.
Первый раз за все дни мы расслабились. А под утро я вдруг почувствовала сладковатый запах. Один из боевиков соскочил со сцены, стал бегать, кричать: «Где электрик?! Отключите вентиляцию!» Я с силой вдохнула воздух, чтобы распробовать этот запах. И когда уже начала терять сознание, подумала: «Это газ-убийца». Я пыталась выдохнуть газ, краем сознания отметила: «Мне нельзя «уходить» - как же дети?!» А потом наступила чернота.
Как дальше развивались события, я знаю со слов мужа. Вернувшись из командировки, он узнал о захвате театрального центра. Мы жили рядом - все дни до штурма он находился около Дома культуры. Когда начался штурм, в суматохе ему удалось просочиться через милицейский кордон. Спецназовцы и спасатели начали выносить на ступеньки первых заложников. Сергей вспоминал, что на людей было страшно смотреть: многие были с оскаленными зубами, мышцы лица были сведены судорогой…
Нам повезло: мы сидели близко от прохода - нас вынесли в числе первых. Сначала муж нашел меня. Я страшно хрипела, и он подумал, что у меня сломан позвоночник. Потом он заметил и Настю. Со мной на руках муж бросился мимо автобусов к тому месту, где стояли «скорые». Передал меня медикам и вернулся за дочерью. На том месте, где она лежала, уже была гора людских тел. Он с трудом достал Настю. Мужу показалось, что она не дышит. Он взял дочь на руки и не знал в шоке, что делать дальше. К ним подскочил врач, нащупал у дочери слабый пульс, крикнул Сереже: «Ты что стоишь, она живая, поверни лицом вниз и беги!»
Муж потом еще несколько раз возвращался к Дому культуры. Вынес мою сестру Иру, которая была вся в крови. Ему показалось, что он вынес и Ярослава. Был предрассветный час, еще достаточно темно. Паренек, которого он передал «скорой», был такой же высокий, светловолосый, как племянник. Но парень был в белой рубашке - скорее всего, один из распорядителей. А Ярослав пошел на мюзикл в зеленой рубашке…
Я и Настя попали в госпиталь ветеранов войны, который был рядом с театральным центром. Придя в себя, я сразу спросила: «Кто-нибудь погиб?» Медсестра, опасаясь за мое состояние, поспешила уверить: «Все живы». Я так обрадовалась!.. А на следующее утро мы узнали, что многих спасти не удалось.
Вскоре позвонил муж сестры - сказал, что Ярослав в морге, а Ира бросилась с моста… Узнав о смерти сына, она вырвала все капельницы и ушла из больницы. В морге попросила оставить ее одну, чтобы попрощаться с сыном. В театральном центре, держа Ярослава за руку, она пообещала сыну, что они всегда будут вместе… Ира вышла через черный ход, остановила машину. Денег у сестры с собой не было - она сняла с пальца кольцо, отдала его водителю и попросила остановить машину на мосту в Коломенском. Мне очень бы хотелось посмотреть в глаза этому человеку… или недочеловеку. Видя, в каком она состоянии, он взял кольцо, высадил сестру посередине моста и спокойно уехал. А Ира бросилась в воду… Но, к счастью, рядом на берегу сидели в машине парень с девушкой - они вытащили сестру на берег.
Как погиб Ярослав, мы так и не узнали. Рана на лбу у него была замазана воском. В книге регистрации поступления в морг рядом с его фамилией карандашом было написано: «Огнестрельное ранение». Было вскрытие. Но в графе «Причина смерти» был поставлен прочерк. У нас сохранилось это свидетельство. Я до сих пор не могу принять того, что племянника больше нет, убеждаю себя, что Ярослав живой, просто куда-то уехал. В этом году ему исполнилось бы 30 лет.
Меня спасла работа, в которую я окунулась с головой. Коллеги меня всячески поддержали. Помню, пришел в колледж ученик, который отслужил в армии, поделился: «Я стоял в оцеплении, когда шел штурм Дома культуры на Дубровке». Я говорю: «А я там была внутри». Он признался, что они думали, что все заложники - мертвые, и грузили их, как трупы…
Нам никто не объяснял, какие могут быть последствия. Мою дочь стали преследовать страхи, и они не проходят. Я перенесла инфаркт, выяснилось, что в печени идет воспалительный процесс, - врач сказал, что это результат отравления, но предупредил, что официально этот вывод никто не подтвердит.
Сестра Ира оправилась не скоро. Все последующие годы она мечтала родить ребенка. После теракта, на мосту, она сильно разбилась - никто не верил, что она сможет забеременеть. Но Бог услышал: у нее появились на свет сын и дочь. Теперь ей есть ради кого жить…
Мы получили билеты на мюзикл «Норд-Ост» как участники переписи - в нашем районе Измайлово было 250 таких счастливчиков, - рассказывает в свою очередь Сергей Будницкий. - На спектакль я взял с собой дочь Иру и сестру зятя Ксюшу. Одной девочке было 12 лет, другой - 13.
Когда собирались на мюзикл, вдруг отключили горячую воду - мне пришлось смывать мыло холодной водой. Потом потух свет. 4-летняя внучка вдруг начала сильно плакать. Что-то в тот вечер нас задерживало дома… Но мы собрались и пошли.
Билеты нам достались в первом ряду. Спектакль был красочный, нам все нравилось, в антракте я сводил девчонок в буфет… А во втором отделении на сцену вышел человек в балаклаве, объявил, что мы - заложники. Все выходы были блокированы боевиками, по рядам пошли женщины-шахидки…
Во главе боевиков стоял Мовсар Бараев, на вид ему было не больше 25 лет. Он заявил: «Освободим вас, когда будут прекращены боевые действия в Ичкерии и начнутся переговоры с Масхадовым».
В ходе спецоперации было уничтожено 36 террористов, среди которых были и женщины-смертницы. Фото: reyndar.org
Террористы освободили маленьких детей, иностранцев, кто был с ними одной веры… У остальных стали проверять документы. Я работал начальником типографии на заводе автотракторного электрооборудования. На пропуске у меня было написано: «АТЭ-1». Боевик долго рассматривал удостоверение, предполагая, что это может быть некий военный объект.
Я пытался поговорить с Бараевым, рассказывал, что, будучи в армии, служил в полку Джохара Дудаева в дальней авиации. Попросил: «Отпусти моих девчонок». Он сказал, что у них 13-летние уже не считаются детьми и нередко уже воюют.
Мою дочь террористы сразу невзлюбили. Ира пришла на мюзикл в бархатном костюме, который был отделан перьями. Ее даже в туалет не пускали. Помогла нам одна из женщин–шахидок, которая назвалась Светой.
Всех потрясло убийство Ольги Романовой. Девушка добровольно пришла в Дом культуры, чтобы переломить ситуацию. Наступая на боевиков, она кричала: «Что вы за балаган здесь устроили?! Освободите людей, выведите их из зала!» Террористы стали кричать: «Она же пьяная!» Бараев заметил: «Она - агент КГБ. Мы это уже проходили в Буденновске» - и распорядился ее расстрелять.
На второй день боевики принесли еду из буфета. Стали кидать в зал шоколадки и пакетики с соком. Мы съели один бутерброд на троих. Вскоре появился доктор Рошаль, он стал оказывать заложникам медицинскую помощь: кому-то мерил давление, делал уколы, раздавал лекарства…
Доктор Рошаль принес в захваченный центр 3 коробки с медикаментами, оказывал заложникам медицинскую помощь, вывел из захваченного Дома культуры 8 детей в возрасте от 8 до 12 лет.
Вечером перед штурмом Мовсар Бараев был очень довольный, говорил: «Завтра в 12 часов прилетает Шаманов». Я подумал, что это отвлекающий маневр: у меня было предчувствие, что скоро начнется штурм.
Задняя часть сцены была освещена, и в шестом часу утра я увидел, что сверху из вентиляции пошел белый завиток, похожий на дым. Двое боевиков на сцене стали стрелять из двух автоматов в вентиляцию…
А я, предвидя, что в зал могут пустить газ, припрятал маленькую бутылочку с минеральной водой. Растолкав спящих девчонок, намочил носовые платки. Сам тоже стал дышать через мокрую ткань. Потом взорвалась светошумовая граната, и я отключился.
Пришел в себя в институте Склифософского в три часа дня. В носу - трубка, в руках - капельницы… Назвал свою фамилию и снова отключился.
Потом выяснил, что меня в числе 23 человек привезли в Склиф на автобусе. Когда уже откачали, перевезли в бокс, ночевал там с 74-летним бомжем. Помню, он всю ночь матерился и бегал голым по реанимации…
На следующий день меня накормили морковным супчиком и перевезли на кровати в общую палату. Там лежали еще 6 человек. Запомнил дирижера Максима Губкина и трубача Володю Костянова. Вечером все уже ходили. Врачи удивлялись: «У нас никогда не было, чтобы вся реанимация гуляла!» Они делали для нас все возможное. Даже в час ночи приносили по нашей просьбе кефир.
Люди погибли, потому что была плохо подготовлена эвакуация. Рядом с театральным центром стояли грузовики с песком: все готовились к взрыву, «скорые» не могли близко подъехать… В госпиталь ветеранов, который располагался через дорогу от Дома культуры, привезли всего 58 человек. В Склифе оказалось 23 заложника, а в 13-ю больницу попало 367 человек.
К часу ночи нашлась Ксюшка, которая попала как раз в 13-ю больницу. А потом сообщили и о дочке, которая оказалась в госпитале ветеранов. К ним после штурма пришли бойцы «Альфы», принесли торт и шампанское. А заложники начали кричать: подумали, что их снова захватывают.
Когда вышел после больничного на работу, я 300 метров по коридору шел, наверное, чуть ли не час. Все вылетали из кабинетов, обнимали, целовали…
С тех событий прошло уже 15 лет. Но я до сих пор не могу слышать, когда рвут скотч. В первый день боевики постоянно рвали липкую ленту и приматывали взрывчатку к спинкам стульев.