Образ врача в русской классике. Образ врача в российской художественной литературе Образ медработника в художественной литературе

Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего

Образ врача в отечественной литературе

Алексин, А. Г. Ты меня слышишь? : повести и рассказы / . – М. : Сов. Россия, 1986. – Из содерж. : Здоровые и больные: повесть. – С.

Имя Анатолия Алексина внесено в список 500 выдающихся людей XXI века по версии Американского биографического института (American Biographical Institute). Такое признание писатель получил за большой вклад в мировую литературу и неоценимое участие в духовном и нравственном воспитании подрастающего поколения.

В повести «Здоровые и больные» рассказывается о главном враче больницы, который отказывался принимать тяжелобольных пациентов. Они ведь могли умереть на операционном столе - и тем самым нанести урон престижу медицинского учреждения , доброй славе и собственному авторитету . И они умирали, умирали оттого, что их просто не успевали доставить в другие медицинские учреждения и оказать им должную помощь. Но главной фигурой в этой повести выступает хирург , который вопреки приказам главного врача, рискуя пойти под суд, сделал несколько операций и спас людям жизни.

«Анатолий Алексин, как правило, воздерживается от тяжко-окончательной оценки даже тех, кому после его детального нравственного исследования можно было бы поставить диагноз: злокачественно, неизлечимо. Писатель предоставляет право ставить моральные диагнозы читателям, потому что полностью доверяет их умению не только отличать добро от зла, но и устанавливать «степень виновности», – Лев РАЗГОН.

Амосов, и сердце: повесть / . – 2-е изд. – М. : Мол. гвардия, 1976. –320 с.: ил. – (Эврика).

Николай Михайлович Амосов – советский хирург-кардиолог, академик медицинских наук, автор новаторских методик в кардиологии , литератор, лауреат Ленинской и Государственных премий.

«Когда произносят имя Николая Михайловича Амосова, сразу всплывает: «Мысли и сердце». Два слова – название его первой книги – удивительно точно выражают самое главное в жизни этого замечательного человека: операции на сердце, спасшие стольких людей, и мудрый взгляд мыслителя».

Рассказывая о медицине, раскрывая сущность творчества хирурга, оперирующего на сердце, автор показывает, как человек, идущий непроторенной дорогой, ищущий, сомневающийся, ошибающийся, побеждает в борьбе за самое святое, что есть на земле, – жизнь человека.

https://pandia.ru/text/78/209/images/image005_97.jpg" align="left" width="95" height="156 src=">.jpg" align="left" width="101" height="156 src=">

Булгаков, остров: ранняя сатирическая проза / . – М. : Худож. лит., 1990. – 479 с.

Булгаков, проза: рассказы, повести / . – М. : Современник, 1990. – 479 с.


Булгаков, сердце: повесть; Ханский огонь: рассказ / . – М. : Современник, 1989. – 110 с.

– врач, писатель. Окончил медицинский факультет Киевского университета (1916 г.). В 1916-17 гг. - земский врач в Смоленской губернии, в 1918-19 гг. занимался частной практикой в Киеве, в 1919 г. в качестве врача мобилизован в Белую армию. С 1921г. жил в Москве, тогда же оставил занятия медициной.

Образ врача занимает важное место в произведениях М. Булгакова: рассказы цикла "Записки юного врача", "Морфий", повесть "Собачье сердце", роман "Белая гвардия" и др. Персонажами прозы М. Булгакова (в т. ч. в романе "Мастер и Маргарита") нередко являются врач и больной, местом действия - больница, темой - болезнь.

В «Записках юного врача» звучат тревоги молодого доктора, начинающего самостоятельную работу. Рассказ «Крещение с поворотом» ведется от первого лица, что придает ему еще большую достоверность. Автор без стеснения описывает свои сомнения, тревоги, вслушивается в тактичные подсказки акушерки , не забывает посмотреть учебник и, в конце концов, спасает роженицу и младенца.

Работа на участке изобиловала острыми ситуациями, требующими быстрой и четкой реакции. Так, в рассказе «Стальное горло» доктору впервые в жизни предстояло сделать трахеотомию. Такие операции приходится делать и сейчас и, при кажущейся простоте, они чреваты непростыми осложнениями.

В рассказе «Морфий» дана развернутая, предельно четкая картина ощущений после инъекций морфина и довольно быстро развивающегося привыкания. Герой рассказа доктор Поляков, понимая тяжесть своего состояния, не расстается с иллюзиями, что все пройдет, и не находит сил расстаться со страшным зельем. У доктора Полякова («Морфий») привычка к наркотикам развилась стремительно на фоне душевной драмы, и у него не было стимула к сопротивлению. Рассказ написан безукоризненно с точки зрения врача. Автор фиксирует возникающее на определенном этапе чувство эйфории, свободы, парения, ухода от действительности, что и объясняет пристрастие к наркотикам. О том, что неизбежно происходит в дальнейшем, не все знают и не все над этим задумываются.
В произведениях М. Булгакова врач, как правило, смелый, преданный делу человек, готовый, несмотря на неизбежный риск, прийти на помощь больному.

Булгакова "Звёздная сыпь "из цикла "Записки юного врача "уникален для мировой литературы не только тем, что полностью посвящён сифилису во всех его проявлениях, но и сочетанием художественного описания научных понятий с удивительно тонкими психологическими штрихами. "Звёздная сыпь "дольше всех из "Записок юного врача "пребывала в незаслуженном забвении – с 1926 по 1981 год, тогда как остальные шесть рассказов цикла дважды переиздавались в 1960-е годы.

В повести «Собачье сердце» рассказано о необыкновенном эксперименте гениального доктора.

Перед нами учёный (врач-хирург, специалист по омоложению) профессор Преображенский и его гениальное открытие – Шариков – результат пересадки собаке человеческих семенников и гипофиза. Животное полностью очеловечивается.

В качестве прототипов литературного персонажа профессора Ф. Ф. Преображенского называются несколько реальных медиков. Это – дядя Булгакова, врач-гинеколог Николай Покровский, хирург Сергей Воронов. Кроме того, в качестве прототипов называют ряд известных современников автора – учёного В. Бехтерева, физиолога И. Павлова.

Отражение различных медицинских проблем в последующих произведениях М. Булгакова происходило по разным направлениям: описание нервно-психических недугов («Бег», «Мастер и Маргарита», «Жизнь господина де Мольера») и отражение новых открытий, идей, которые в произведениях нередко носили гротескный характер.

Записок врача"] / ; [вступ. ст., подготовка текста и примеч. ]. - М. : Правда, 19с.: ил.

Врачи являются героями многих произведений В. Вересаева, и, тем не менее, самым значимым из них являются "Записки врача ".

В. Вересаев так писал о своей книге: "Записки врача" дали мне такую славу, которой без них я никогда бы не имел и которой никогда не имели многие писатели, гораздо более меня одаренные ".

В литературе тех лет, пожалуй, ни одно произведение не вызывало такой жаркой полемики. Официальная медицинская пресса упрекала автора в том, что его правдивый рассказ о современном состоянии здравоохранения якобы подрывает авторитет медицины. Для передовой же медицинской общественности книга В. Вересаева стала настольной.

Впервые герой-рассказчик – как всегда у В. Вересаева, честный, демократически мыслящий интеллигент – показан в его плодотворной работе, в общении с народом. Выводы, к которым приходит автор, изучая жизнь, – остро социально-обличительные: «…Оказывалось, что медицина есть наука о лечении одних лишь богатых и свободных людей. По отношению ко всем остальным она являлась лишь теоретической наукой о том, как можно было бы вылечить их, если бы они были богаты и свободны».

«Записки врача» представляют интерес и для современного читателя, в частности тем, что там поставлены многие проблемы врачебной этики; писатель оценивает своего героя не с узко-профессиональной, а с общественно-этической точки зрения. Гуманизм врача – явление общественное, утверждает В. Вересаев. Если ты врач, ты должен прежде всего бороться за устранение тех условий, которые «делают (твою) деятельность бессмысленною и бесплодною; …должен быть общественным деятелем в самом широком смысле слова, …должен бороться и искать путей, как провести свои указания в жизнь».

Дорогой мой человек"- вторая книга трилогии Юрия Германа о врачах, медицине. Открывает трилогию роман "Дело, которому ты служишь", завершена она романом "Я отвечаю за все!"

В центре – образ врача-хирурга Владимира Устименко, всю свою сознательную жизнь посвятившего служению любимому делу – медицине.

Студенты медицинских вузов и уже состоявшиеся врачи обращаются к романам Ю. Германа в поисках ответов на целый ряд вопросов.

https://pandia.ru/text/78/209/images/image011_50.jpg" align="left" width="103" height="168">

Герцен, в девяти томах. Т.1. Художественные произведения гг. / ; вступ. ст. . – М. : Гос. изд-во худ. лит., 1955. – 534 с.

Повесть «Доктор Крупов» - яркое сатирическое произведение. Старый врач-материалист Крупов из многолетнего опыта своей лечебной практики, из общих наблюдений над жизнью людей делает заключение, что человечество больно безумием и его история – "автобиография сумасшедшего".

Писатель прежде всего озабочен "болезнью" общества, собственно поэтому Крупов не столько лечит, сколько размышляет о житейском. Чисто медицинские его умения даны отдаленно, о них именно "рассказано", но они не "показаны".

А. Герцену важно именно человеческое и мировоззренческое во враче: не будучи шарлатаном, его герой и должен отразить герценовское понимание влияния медицины на личность врача. Например, в эпизоде, когда Крупов пренебрег требованиями спесивого дворянина, не приехал сразу по его капризному вызову, а закончил принимать роды у кухарки, гораздо значительнее социальный, а не собственно медицинский ракурс.

Ее будни, большой и кропотливый труд хирурга, одним из элементов которого является опе­рация.

Его книга представляет собой серию рассказов, объединенных общей темой хирургии и хирургов. Он знакомит читателя с обликом хи­рурга первой половины XX века, с подготовкой и этапами его деятель­ности - обезболиванием, остановкой кровотечения, борьбой с инфекцией ран, с различными методами лечения их - кровавыми и бескровными.

https://pandia.ru/text/78/209/images/image014_36.jpg" align="left" width="119" height="179">

Крелин, Ю. З. На что жалуетесь доктор? : повести / . – М. : Сов. писатель, 1979. – 320 с.

Писатель и хирург Юлий Крелин хорошо известен читателям произведениями о трудах и буднях московских больниц, о каждодневном подвиге людей – хранителей клятвы Гиппократа....

У Ю. Крелина в его книгах идет речь и о медицинских проблемах, об операциях, о болезнях, и о том, как врачи их лечат, удачно и неудачно. Крелина похожи на муравейник: врачи, сестры, санитары, больные, их родственники и друзья; невероятные сюжеты, драмы и трагедии, отношения между людьми – и все это в одном здании больницы, для кого-то первом, для кого-то последнем…

https://pandia.ru/text/78/209/images/image016_34.jpg" align="left" width="124" height="192"> Куприн, сочинений в шести томах. Т. 2. Произведения гг. / . – М. : Гос. изд-во худ. лит., 1957. – Из содерж. : Чудесный доктор. – С.199 – 208.

10. Шатохин, имена, или медакадемия глазами студента и сотрудника / . – Ставрополь: Изд-во СтГМА, 2011. – Из содерж. : Незабытые имена: [о Владимире Митрофановиче Путятине]. – С.59-64.

От составителя……………………………………………………………………..1

Образ врача в отечественной литературе …………………………….….……...2

……………………………………………………………..2

М………………………………………………………………3

…………………………………………………………….3

…………………………………………………………..4

…………………………………………………….………6

…………………………………………………………….7

……………………………………………………………...8

…………………………………………………...……....9

……………………………………………………...…9 …………………………………………………………….10

…………………………………………………………….11

……………………………………………………….11

…………………………………………………………...12

……………………………………………………..…13

……………………………………………………...13

…………………………………………………………...14

…………………………………………………………..15

………………………………………………………………16

……………………………………………………………..18

……………………………………………………………....18

………………………………………………………...20

Образ врача в зарубежной литературе……………………………………...…21

………………………………………………………………...21 Льюис Синклер……………………………………………………….…21

…………………………………………………………....22 …………………………………………………………23

Фицджеральд Скотт Френсис …………………………………………23

…………………………………………………………….24

Ямамото Сюгоро ……………………………………………………….24

С….…………………………………………………………..25

М……………………………………………………………26

………………………………………………………………28

Использованная литература и электронные ресурсы………………………….29

Образ врача в русской литературе – тема, мало затронутая в литературоведении, но значение ее для культуры очень велико. Мотивы болезни и исцеления, в буквальном и символическом значениях, пронизывают и фольклор, и религию, и любой вид искусства у всякой нации, поскольку "пронизывают" и саму жизнь. Литература дает эстетический, не житейский, но глубоко жизненный срез бытия, поэтому здесь речь не идет собственно о профессиональных сведениях, здесь не учатся никакому ремеслу, а только пониманию, видению мира: у всякой профессии есть свой, особый угол зрения. И мы можем говорить именно о художественном, в том числе и смысловом, значении изображенного дела. Задача истории медицины - показать, как меняется и облик врача, и его профессиональные качества. Литература затронет это косвенно, лишь в меру отражения жизни: что видит художник во врачебном поприще и какие стороны жизни открыты именно глазам врача.

Литература тоже своего рода лекарство - духовное. Поэзия далеко ушла от, возможно, первых обращений слова к делу врачевания: по-своему поэтические заговоры, заклинания были рассчитаны на подлинное исцеление от недугов. Теперь такая цель видится только в символическом значении: "Каждый стих мой душу зверя лечит" (С.Есенин). Поэтому в классической литературе мы сосредоточены на герое-враче, а не авторе-врачевателе (шаман, знахарь и т.д.). А для осмысления нашей темы уже ее древность, восходящая в разных вариациях к дописьменному слову, должна обусловить некоторую осторожность в анализе. Не надо обольщаться легкими и решительными обобщениями, вроде того, что о медицине говорят именно писатели-врачи, ведь вообще едва ли не в каждом классическом романе есть хотя бы эпизодическая фигура врача. С другой стороны, ракурс темы предполагает нетрафаретные толкования знакомых произведений.

А как было бы удобно сосредоточиться только на А.П. Чехове!.. Использовать знаменитый афоризм о "жене-медицине" и "литературе-любовнице"... Тут могло бы появиться и столь любимое литературоведами слово "впервые": впервые у Чехова литература полно отразила облик отечественного медика, его подвижничество, его трагизм и т.д. Потом пришли Вересаев, Булгаков. Действительно, как будто благодаря Чехову литература посмотрела на жизнь глазами врача, а не пациента. Но были и до Чехова врачи-писатели, и точнее было бы сказать: дело не в биографии автора; в литературе XIX века было подготовлено сближение с медициной. Не оттого ли литература слишком громко взывала к лекарям, постоянно жалуясь то на геморрой, то на катары, то на "кондрашку с ветерком"? Не шутя же, видно, что ни одна профессия не воспринималась так содержательно, как должность медика. Так ли было важно, является ли герой литературы графом или князем, артиллеристом или пехотинцем, химиком или ботаником, чиновником или даже учителем? Иное дело - врач, такой образ-профессия всегда не просто содержателен, но символичен. В одном из писем Чехов сказал, что "не может помириться с такими специальностями, как арестанты, офицеры, попы" (8, 11, 193). Но есть специальности, которые писатель признает как "жанр" (выражение Чехова), и именно врач всегда несет такую жанровую, т.е. повышенную смысловую нагрузку, даже когда появляется в произведении мимолетно, в коротком эпизоде, в одной строке. Например, у Пушкина в "Евгении Онегине" достаточно появиться строкам "все шлют Онегина к врачам, Те хором шлют его к водам", и колорит жанра налицо. Так же, как и в "Дубровском", где лишь однажды встретится "лекарь, по счастию не совершенный невежда": профессия "учителя" Дефоржа едва ли несет смысловой акцент, в медике же явно заложена интонация автора, который, как известно, в свое время "убежал от Эскулапа, худой, обритый, но живой". Глубоко символичен образа врача у Гоголя – от шарлатана Христиана Гибнера ("Ревизор") до "великого инквизитора" в "Записках сумасшедшего". Лермонтову Вернер важен именно как лекарь. Толстой покажет, как хирург после операции целует в губы раненого пациента ("Война и мир"), и за всем этим - безусловное присутствие символической окраски профессии: врач по должности приближен к основам и сущностям бытия: рождение, жизнь, страдание, сострадание, упадок, воскрешение, мука и мучительство, наконец, сама смерть (Ср.: "Я убежден только в одном... В том, что … в одно прекрасное утро я умру" - слова Вернера из "Героя нашего времени"). Эти мотивы, безусловно, захватывают личность каждого, но именно во враче они сосредоточены как нечто должное, как судьба. Поэтому, кстати, так остро воспринимается плохой или ложный медик: это шарлатан самого бытия, а не только своей профессии. Восприятие медицины как дела сугубо телесного в русской литературе тоже носит негативный оттенок. Тургеневский Базаров лишь на пороге своей смерти осознает, что человек вовлечен в борьбу именно духовных сущностей: "Она тебя отрицает, и баста!" - скажет он о смерти как о действующем лице жизненной драмы, а не о медицинском летальном исходе. Символика врача непосредственно связана с православной духовностью русской литературы. Врач в высшем смысле - это Христос, изгоняющий самые свирепые недуги своим Словом, более того - побеждающий смерть. В ряду притчевых образов Христа - пастырь, строитель, жених, учитель и др. - отмечен и врач: "Не здоровые имеют нужду во враче, но больные" (Мф., 9, 12). Именно такой контекст рождает предельную требовательность к "эскулапу", и поэтому даже у Чехова отношение к врачу жестко и критично: умеющий только лишь пустить кровь и потчевать от всех болезней содой слишком далек от христианской стези, если не становится враждебен ей (ср. у Гоголя: Христиан Гибнер - гибель Христа), но даже возможности самого способного врача не сравнятся с чудом Христа.

А.П.Чехов, конечно, встанет в центре нашей темы, но нельзя не отметить несколько предшествующих ему авторов, по крайней мере давших в русской литературе врачей как ведущих героев своих произведений. И это будут доктор Крупов из герценовских произведений и тургеневский Базаров. Безусловно, многое значил доктор Вернер из "Героя нашего времени". Так что уже до Чехова возникает определенная традиция, поэтому некоторые, казалось бы, сугубо чеховские находки окажутся скорее всего несознательными, но вариациями его предшественников. Например, для Чехова будет характерно показать выбор героем одной из двух стезей: либо врача, либо священника ("Цветы запоздалые", "Палата № 6", письма), но этот мотив уже встретится у Герцена; чеховский герой ведет долгие беседы с душевнобольным - и это тоже мотив герценовского "Поврежденного"; Чехов будет говорить о привыкании к чужой боли - об этом же скажет и Герцен ("Нашего брата трудно удивить... Мы с молодых лет привыкаем к смерти, нервы крепнут, притупляются в больницах", 1, I, 496, "Доктор, умирающие и мертвые"). Словом, излюбленное "впервые" надо употреблять с осмотрительностью, причем мы пока лишь для примера затронули частности, а не само восприятие медицинского поприща.

Лермонтовский Вернер, в свою очередь, явно был ориентиром для Герцена. Ряд сцен в романе "Кто виноват?" вообще перекликаются с "Героем нашего времени", но отметим, что именно Герцен, возможно в силу своей биографии (жестокие болезни и смерть в его семье), особенно привязан к образу врача (см.: "Кто виноват?", "Доктор Крупов", "Aphorismata", - связанные с общим героем Семеном Круповым, затем "Скуки ради", "Поврежденный", "Доктор, умирающие и мертвые" - т.е. все основные художественные произведения, кроме "Сороки-воровки"). И тем не менее везде сильно присутствие всего лишь эпизодического лермонтовского доктора: мрачное и ироничное состояние, в мыслях постоянное присутствие смерти, отвращение к житейским заботам и даже к семье, чувство избранности и превосходства среди людей, напряженный и малопроницаемый внутренний мир, наконец черная одежда Вернера, которая нарочито "усугубляется" у Герцена: его герой одет аж "в два черных сюртука: один весь застегнутый, другой весь расстегнутый"(1, 8, 448). Напомним сжатое резюме Вернера: "он скептик и материалист, как все почти медики, а вместе с этим и поэт, и не на шутку, - поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов. Он изучил все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием... Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но... он плакал над умирающим солдатом. ... неровности его черепа поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей. Его маленькие черные глаза, всегда беспокойные, старались проникнуть в ваши мысли... Молодежь прозвала его Мефистофелем... оно (прозвище – А.А.) льстило его самолюбию" (6, 74). Как это и принято в журнале Печорина, Вернер лишь подтверждает эту характеристику. Причем характер его и есть отпечаток профессии, что видно по тексту, а не только игра природы. Добавим или особо выделим - неумение пользоваться знанием жизни, нескладывающиеся личные судьбы, что подчеркнуто обычной бессемейностью врача ("я к этому неспособен", Вернер), но часто не исключает способность глубоко влиять на женщин. Словом, во враче есть некоторый демонизм, но и потаённая человечность, и даже наивность в ожидании добра (это видно при участии Вернера в дуэли). Духовная развитость заставляет Вернера снисходительно относиться как к человеку, больному, так и к возможностям медицины: человек преувеличивает страдания, а медицина отделывается незамысловатыми средствами вроде кисло-серных ванн, а то и обещаниями, что, мол, до свадьбы заживет (так можно понять один из советов Вернера).

Герцен в общем развивает вернеровский характер, его "генезис". Если чеховский доктор Рагин из "Палаты № 6" хотел быть священником, но из-за влияния отца словно поневоле стал медиком, то у Крупова выбор медицинского поприща - не принуждение, а страстная мечта: рожденный в семье дьякона, он должен был стать служителем церкви, но побеждает - и уже вопреки отцу - неясное, но мощное влечение к поначалу загадочной медицине, то есть, как мы понимаем, побеждает в духовно возбужденной личности стремление к реальному человеколюбию, воплощенному милосердию и исцелению ближнего. Но исток характера - не случаен: религиозная духовная высота переходит на реальную стезю, и ожидается, что именно медицина удовлетворит духовные поиски, а в мечтах – возможно, окажется и материальной оборотной стороной религии. Не последнюю роль здесь играет и неприглядная, по Герцену, церковная среда, отталкивающая героя, здесь люди "поражены избытком плоти, так что скорее напоминают образ и подобие оладий, нежели Господа Бога" (1, I, 361). Однако подлинная, не в мечтах юноши, медицина по-своему влияет на Крупова: в медицинском поприще ему открывается скрытая от многих "закулисная сторона жизни"; Крупов потрясен открывшейся патологией человека и даже самого бытия, юношеская вера в прекрасное естественного человека сменяется видением болезни во всем, особенно остро переживается болезненность сознания. Опять же, как позже будет в духе Чехова, Крупов проводит все, даже праздничное время в доме умалишенных, и в нем созревает отвращение к жизни. Сравним у Пушкина: знаменитый завет "нравственность в природе вещей", т.е. человек от природы нравственен, разумен, красив. Для Крупова человек - не "homo sapiens", а "homo insanus" (8,435) или "homo ferus" (1, 177): человек безумный и человек дикий. И все-таки Крупов более определенно, чем Вернер, говорит о любви к этому "больному" человеку: "Я люблю детей, да я вообще люблю людей" (1, I, 240). Крупов не только в профессии, но и в житейском стремится излечивать людей, и у Герцена этот мотив близок к его собственному пафосу революционно настроенного публициста: излечить больное общество. В повести "Доктор Крупов" Герцен с навязчивой претензией преподносит в сущности неглубокие и даже не остроумные "идеи" Крупова, который весь мир, всю историю рассматривает как безумие, истоки же безумства истории - во всегда больном человеческом сознании: для Крупова нет здорового человеческого мозга, как нет в природе чистого математического маятника (1, 8, 434).

Такой "полет" скорбной круповской мысли в этой повести кажется неожиданным для читателей романа "Кто виноват?", где доктор показан во всяком случае вне всемирно-исторических обобщений, что и выглядело более художественно верным. Там Герцен показал, что в провинициальной среде Крупов превращается в резонерствующего обывателя: "инспектор (Крупов - А.А.) был обленившийся в провинициальной жизни человек, но однако человек" (1, 1, 144). В позднейших произведениях образ врача начинает претендовать на нечто грандиозное. Так, идеальное призвание врача Герцен видит необычайно широко. Но... широко в замысле, а не в художественном воплощении, в наброске великой схемы, а не философии врача. Здесь претензии революционера берут верх над возможностями художника у Герцена. Писатель прежде всего озабочен "болезнью" общества, собственно поэтому Крупов уже и в романе "Кто виноват?" не столько лечит, сколько размышляет о житейском и устраивает судьбы Круциферских, Бельтова и др. Чисто медицинские его умения даны отдаленно, о них именно "рассказано", но они не "показаны". Так, емкая фраза о том, что Крупов "весь день принадлежит своим больным" (1, 1, 176) остается лишь ф р а з о й для романа, хотя, конечно, врач у Герцена не то что не шарлатан, но самый искренний подвижник своего дела - дела, однако, находящегося в тени художественного замысла. Герцену важно именно человеческое и мировоззренческое во враче: не будучи шарлатаном, его герой и должен отразить герценовское понимание влияния медицины на личность врача. Например, в эпизоде, когда Крупов пренебрег требованиями спесивого дворянина, не приехал сразу по его капризному вызову, а закончил принимать роды у кухарки, гораздо значительнее социальный, а не собственно медицинский ракурс.

И вот Герцен в повести "Скуки ради" говорит о "патрократии", т.е. об утопическом управлении делами общества не кем иным, как врачами, иронично называя их "генерал-штаб-архиатрами врачебной империи". И, несмотря на иронию, это вполне "серьезная" утопия - "государство врачей", - ведь и герой повести иронию отвергает: "Смейтесь сколько угодно... Но до пришествия царства врачебного далеко, а лечить приходится беспрерывно" (1, 8, 459). Герой повести не просто врач, а социалист, гуманист по убеждениям ("Я по профессии за лечение, а не за убийство" 1, 8, 449), словно воспитанный на публицистике самого Герцена. Как видим, литература настойчиво хочет, чтобы врач занялся более широким поприщем: он потенциально мудрый управитель этого мира, в нем заложены мечты о земном боге или великодушном царе-отце этого мира. Однако утопичность этого персонажа в повести "Скуки ради" очевидная, хотя и для автора очень светлая. Герой, с одной стороны, оказывается часто в тупике перед рядовыми житейскими превратностями, с другой стороны - и к идее "врачебного царства" относится с горечью: "Начни люди в самом деле исправляться, моралисты первые останутся в дураках, кого же тогда исправлять?" (1, 8,469). А Тит Левиафанский из "Aphorismata" даже с надеждой возразит Крупову в том смысле, что безумство не исчезнет, не вылечится никогда, и повесть оканчивается гимном "великому и покровительствующему безумию" (1, 8, 438)... Итак, врач остается вечным резонером, а сама его практика дает ему быструю череду наблюдений и - колких, ироничных "рецептов".

Наконец, коснемся последней в данном случае черты герценовского героя-врача. Врач, хотя бы и утопически, претендует на многое, это универсум ("настоящий врач должен быть и повар, и духовник, и судья", 1, 8, 453), и он не нуждается в религии, подчеркнуто антирелигиозен. Идея царства Божьего - его духовный соперник, и он всячески третирует и церковь, и религию ("Так называемый тот свет, о котором, по занятиям моим в прозекторской, я всего меньше имел случай сделать какие-нибудь наблюдения", 1, 8, 434). Дело вовсе не в пресловутом материализме сознания врача: он своим поприщем хочет с самой благой целью заменить все авторитеты; "патрократия" - одним словом. В "Поврежденном" герой уже рассуждает о грядущем преодолении смерти (этого ближайшего соперника для врача) именно благодаря медицине ("людей будут лечить от смерти",1, I, 461). Правда, утопическая сторона у Герцена всюду сопряжена с самоиронией, но это скорее кокетство рядом с кажущейся столь смелой идеей. Словом, и здесь, при вторжении в медицину мотива бессмертия, Герцен многое предопределил в героях-врачах Чехова и в тургеневском Базарове, к которому теперь мы и перейдем: врач Базаров будет духовно изломан в борьбе со смертью; доктор Рагин отвернется от медицины и от жизни вообще, раз бессмертие недостижимо.


Страница 1 - 1 из 3
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | Все
© Все права защищены

Транскрипт

1 «Образ врача в художественной литературе» Обзор литературы Составили: Серпухова В.М. Озеркина О.В. НБ ХНМУ 2013

2 Предлагаемый обзор «Образ врача в художественной литературе» предназначен для студентов-медиков младших курсов. Его задача ознакомление будущих врачей с наиболее интересными произведениями, раскрывающими профессию врача и имеющихся в фонде Научной библиотеки ХНМУ. С давних времен к медицинской теме обращались как отечественные, так и зарубежные писатели и не только писатели. Неоднократно за перо брались сами врачи, чтобы из «первых уст передать свои боли, переживания, надежды, радости, юмор...», так как ежедневная практика давала им огромный материал, как для научного, так и для художественного осмысления. В связи с этим хочется привести слова известного французского писателя Андре Моруа: «Оба они, врач и писатель, страстно интересуются людьми, оба они стараются разгадать то, что заслонено обманчивой внешностью. Оба забывают о себе и собственной жизни, всматриваясь в жизнь других». В фонде библиотеки нашего университета достаточно много художественных произведений, раскрывающих тему сегодняшнего обзора литературы. Хочется лишь обратить внимание на небольшую часть произведений, которые заслуживают особого внимания. Первый раздел нашего обзора носит название «Рыцари пера и милосердия». Он посвящен художественным произведениям, созданным профессиональными медиками. Заметная активность врачей в литературе началась не сегодня, и не вчера. Если перелистать историю мировой литературы, то первого профессионального врача мы встретим в античной древнегреческой литературе. Из тройки великих афинских драматургов, кроме Эсхила и

3 Еврипида, был Софокл. По легенде он был прямым потомком Асклепия, бога врачевания, а также жрецом храма в честь Асклепия в Афинах. Интересно, что в раскопках этого храма были найдены отрывки из произведений Софокла (за всю свою жизнь он написал 123 драматических и поэтических произведения). Предлагаю вашему вниманию книгу Софокла «Драмы» (Москва,1990 год). Когда мы говорим о медицине средневековья, то в первую очередь вспоминаем о выдающемся враче и поэте Абу Али Ибн-Сине (Авиценне), стихотворения и поэмы которого являются классикой в арабоязычном мире. Он, обладая энциклопедическими познаниями в различных науках того времени, обращался ко всем молодым, ставшим на путь служения своей профессии: «Улучшай душу науками, чтобы двигаться вперед». В нашей библиотеке отсутствуют произведения Авиценны, но есть книги о нем: автор Борис Петров «Ибн Сина (Авиценна)», изданная в Москве в 1980 году и приуроченная к тысячелетнему юбилею со дня рождения великого ученого, а также «Повесть об Авиценне», написанная Верой Смирновой- Ракитиной (Москва, 1955 год). Теперь хочется подойти ближе к нашему времени, и поговорить об известном английском писателе Артуре Конан Дойле. О своей творческой судьбе он сказал так: «После обучения медицине, магистерскую степень по которой я получил в Эдинбурге, я прошел долгий путь в литературе». Стоит вспомнить его «Записки о Шерлоке Холмсе». Не себя ли изобразил писатель в образе доктора Ватсона? Герой, также как и автор записок, был военным врачом и участвовал в военных кампаниях. Здесь он выступает в роли хроникера жизни и деятельности главного героя и консультирует сыщика по медицинским вопросам в ходе расследования преступлений, а также оказывает медицинскую помощь всем нуждающимся в ней. Доктор Ватсон симпатичен читателям не только преданностью Холмсу, но и своей надежностью и порядочностью.

4 Одним из известных русских писателей-медиков второй половины 19 века, отразивших профессию врача в своем литературном творчестве, был А.П. Чехов. Благодаря своему собственному опыту уездного врача он впервые в русской литературе полно раскрыл образ медика, его подвижничество, его трагизм и т.д. Об этом вам расскажут его произведения: «Попрыгунья», «Палата 6» (полное собрание сочинений, том 8), «Неприятность», «Хирургия» (пол. собр. соч., том 3), «Ионыч» (Чехов «Избранное») и т.д. Хочу остановиться на рассказе «Ионыч», в котором автор поведал историю молодого доктора, приехавшего работать в провинцию, и спустя годы превратившегося в обывателя, живущего одиноко и скучно. Он очерствел и стал равнодушен к своим больным. Образ Ионыча предостережение всем молодым врачам, вступающим на путь служения людям: не стать равнодушными, не очерстветь, не остановиться в своем профессиональном развитии, преданно и бескорыстно служить людям. О своей первой и главной профессии Чехов писал: «Медицина это так же просто и так же сложно, как и жизнь». Профессия врача широко отражена и у таких замечательных русских писателей, как Викентий Викентьевич Вересаев и Михаил Афанасьевич Булгаков. Если Чехов вначале выбрал профессию медика, а затем стал писателем, то Вересаев сразу занялся литературой, а затем пришел в медицину, не прекращая заниматься литературой. Его «Записки врача» стали по-настоящему знаменитыми, интерес к которым не иссякает до настоящего времени. Произведение посвящено сложным нравственным, социальным и профессиональным проблемам, возникающим перед молодым врачом. Повествование начинается воспоминаниями первокурсника и заканчивается зрелыми суждениями доктора. Иллюстрацией к сказанному могут быть слова самого писателя: «Я буду писать о том, что я испытывал, знакомясь с медициной, чего я ждал от нее, и что она мне дала».

5 Литературная карьера выдающегося русского писателя ХХ столетия Михаила Афанасьевича Булгакова началась в 1919 году, когда он отказался от места земского врача и полностью посвятил себя творчеству. Однако именно благодаря опыту, приобретенному в прифронтовых госпиталях, а затем в сельской больнице и сформировался Булгаков-писатель, с его особым чувством юмора и особым взглядом на зарождающуюся советскую действительность. Сборник рассказов «Записки юного врача» стал неким переходом для Булгакова от медицины к литературе. Также в сборник включены известная повесть «Морфий», в которой Булгаков с жестокой откровенностью описал все муки молодого доктора, пристрастившегося к пагубному средству и примыкающий к «медицинскому» циклу произведений М. Булгакова рассказ «Необыкновенные приключения доктора». Все произведения во многом носят автобиографический характер. Нет сомнения, что объем медицинских знаний, полученных писателем в Киевском университете, сказался на появлении таких произведений, как «Роковые яйца», «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита». Известный английский писатель Сомерсет Моэм, врач по профессии, всю свою жизнь посвятил литературному творчеству. Профессия врача помогла ему лучше понимать природу человека и его поступков, о чем свидетельствуют его слова: «Я не знаю лучшей школы для писателя, чем работа врача». Влияние медицинских знаний можно проследить во многих его произведениях, но я бы хотела перечислить его книги, в которых мы можем встретить героя-врача: «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Острие бритвы». В фонде нашей библиотеки есть также сборник новелл Моэма и два вышеперечисленных романа, кроме «Бремени страстей человеческих». Далее мне хотелось бы остановиться на произведениях авторов, достигших немалых высот в области медицины и одновременно

6 занимавшихся литературным творчеством, широко отразив в нем профессию врача. Также их объединяет еще одно обстоятельство: все они прошли Великую Отечественную войну, исполняя свой профессиональный долг. И это, конечно же, в первую очередь, знаменитый украинский кардиохирург, ученый-медик, а также литератор, Николай Михайлович Амосов. Испытав на себе все тяготы профессии военного хирурга, автор рассказывает о пережитом в книге «ППГ-2266» («Записки военного хирурга»), которые он вел всю Великую Отечественную войну во время затишья на фронте. Эту книгу вы можете найти в фонде нашей библиотеки. Талантливый хирург и известный писатель, Федор Углов, знавший о войне не понаслышке, все время блокады Ленинграда проработал начальником хирургического отделения одного из госпиталей города, пионер сердечной хирургии в СССР, написал помимо научных, ряд художественных произведений: «Человек среди людей» (1982), «Живём ли мы свой век» (1983), «Под белой мантией» (1984) и др. В фонде нашей библиотеки есть его автобиографическая повесть «Сердце хирурга», изданная в Ленинграде. Это реальный дневник хирурга, в котором правда все - от первого до последнего слова. Захватывающее описание операций, сложных случаев, загадочных диагнозов. Оторваться от историй из практики знаменитого хирурга невозможно. Особенно поражают воображение описания операций во время бомбежек и артобстрелов в блокадном Ленинграде: «Однажды, в самый разгар операции раздался сигнал воздушной тревоги. Но разве отойдешь от такого раненого! И мы продолжали работать...». Книга получила мировое признание и переведена на многие языки. Искренним восхищением проникнуты слова знаменитого врача, когда он пишет о силе художественного слова: «И сколько раз... убеждался я в великой облагораживающей силе литературы: даже самые, казалось бы, черствые, загрубевшие сердца сдаются перед истинной поэзией!».

8 «Записки из будущего», «ППГ-2266», «Книга о счастье и несчастьях» и «Голоса времен». Следующий известный врач-писатель, Павел Бейлин, свою любовь к жизни, свои желания и готовность защитить жизнь, достоинство, здоровье человека, воплощает в своей книге «Поговори со мною, доктор», которая вышла в 1980 году в Киеве. Основная тема, объединяющая все произведения данной книги это отношения между лечащим врачом и больными. Одним из решающих факторов медицинской профессии, по мнению автора, остается человечность, определяющая авторитет медика и медицины в обществе. В последнем разделе «Мои учителя» («Штрихи к портретам»), автор с большой любовью рассказывает о своих наставникахврачах: Алексее Крымове, Александре Пхакадзе, Михаиле Коломийченко. В 1981 году в Москве была издана первая книга врача-педиатра Сергея Иванова «Я лечу детей» (Повесть в форме записок молодого человека студента, а затем врача). Во время написания этой повести автором уже был накоплен некоторый опыт работы с маленькими пациентами: после окончания Ленинградского Педиатрического медицинского института он три года работал по распределению на Западном Урале в маленькой участковой больнице, был врачом детского дома. Одновременно был внештатным корреспондентом ряда районных и областных газет. Автор книги перед нами предстает как человек искренний, правдиво пишущий, влюбленный в свою профессию. И за честность, особенно за сострадание к детям, веришь автору, даже ловишь себя на мысли вот бы к кому водить детей, когда они, не дай бог, заболеют. О первой встрече со своими пациентами автор пишет: «Нас учили врачевать ребенка понимать его нам предоставили научиться самим. А он, больной, оторванный от мамы, растерянный и напуганный, ждал понимания и только потом лечения». На сегодняшний день Сергей Иванов является автором множества публикаций в различных СМИ, а также книг, посвященных труду детского врача, новому подходу к лечению травами и фантастических книг.

9 В 50-х годах прошлого века известным австрийским публицистом и общественным деятелем, военным врачом по образованию, Гуго Глязером была написана научно-популярная книга «Драматическая медицина». Она посвящена врачам, проводившим медицинские опыты на самих себе. Рассмотрены различные области медицинской науки, в каждой из которых на определенном этапе требовалось пойти на испытания новых методов, связанные с риском для здоровья и жизни. «Медицина слагается из науки и искусства, а над ними простирается покров героизма», утверждает автор в своей книге. Если говорить о врачах-писателях, наших современниках, нельзя не упомянуть имя Владимира Андреевича Берсенева, врача-невропатолога высшей категории, основателя и руководителя Института проблем боли, члена Национального союза писателей Украины. В Документальной повести «Сохраняю самообладание», опубликованной в журнале «Радуга» за 2004 год в 9 и 10, автор рассказывает о своих пациентах, среди которых было немало известных людей и размышляет о врачебном долге и профессионализме: «Убежден, профессионализм без дисциплины невозможен. Иначе, ни за что не окажешься в нужное время в нужном месте. Начинать с дисциплины, без нее профессионалом не стать». Наш современник, Евгений Черняховский, врач-терапевт, киевлянин, в свободное от работы время пишет рассказы, юмористические миниатюры. Их можно прочитать в журналах: «Фонтан» (Одесса), «Вокруг смеха» (Санкт-Петербург), «Радуга» (Киев). Кроме того, он автор книги иронической прозы «Записки немолодого врача», отсутствующей в нашем фонде. Мы же можем предложить вам рассказ «Счастье пришло», опубликованный в журнале «Радуга» (2012г., 11-12), в котором автор с юмором рассказывает о нерадивом студенте мединститута, своем однокашнике. Современная художественная литература о врачах носит чаще всего развлекательный характер, не углубляясь в анализ причин поступков героев. Это беллетристика, предназначенная, в основном, для досуга.

10 Татьяна Соломатина, наша современница, медик по образованию. В 2007 вышла в свет ее первая книга «Акушер Ха», которая, как и все последующие, посвящена медицинской тематике. В сборник ее произведений «Больное сердце» (Москва, 2010 г.), вошли три произведения, в которых автор с женской прямотой говорит о врачебном цинизме, как форме самозащиты врача в мире человеческих страданий. Следующий врач-писатель, Андрей Шляхов, более 10 лет проработал на скорой помощи, в кардиологическом отделении. С 2009 года он занялся писательской деятельностью. Много пишет о врачах. В 2012 году в Москве была издана его книга «Доктор Данилов в роддоме, или мужикам тут не место». В книгу включены смешные и драматические рассказы из жизни обычного московского родильного дома. Книга «Записки психиатра, или всем галоперидолу за счет заведения», (Москва, 2012 г.). Ее автор, Максим Малявин, в психиатрии более полутора десятка лет. Свои литературные произведения сам автор называет байками. Вместе со своей женой, также психиатром, ведут популярный «Блог добрых психиатров», в котором предупреждают своих читателей: «Попытки найти в приведенных ниже байках признаки нарушения врачебной тайны, этики, а также прав пациентов столь же бесплодны, сколь и опасны для неокрепшей психики». Обладая отличным чувством юмора, сквозь смех и слезы, Максим Малявин ярко и метко описывает будни современной психиатрической больницы. Лучше всего о книгах автора говорят их названия: «Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд!», «Психиатрию - народу! Доктору - коньяк». Современный зарубежный роман медицинской тематики представлен в нашем обзоре двумя авторами. Наш современник, Ной Гордон, американский писатель, внук эмигранта из царской России, будучи профессиональным медиком, медицине предпочел журналистику. Вместе с тем, он на всю жизнь сохранил любовь к медицине и глубокое уважение к медикам. Все романы писателя, как исторические, так и связанные с

11 современностью, повествует исключительно о врачах. Хочу обратить ваше внимание на его трилогию, которая включает в себя книги «Лекарь», «Шаман» и «Доктор Коул», объединенные общей темой: жизнеописание семьи врачей-коулов (Харьков,2012). Современный английский писатель Кен Макклюр, автор цикла медицинских триллеров о расследованиях доктора Стивена Донбара, следователя по особо важным делам секретного агенства. В книге «Донор» (Москва, 2011 г.) раскрывается животрепещущая тема нелегальной торговли детскими органами. Следующий раздел нашего обзора называется «Писатели о врачах», в котором представлены произведения авторов, не имеющих медицинского образования, но герои их книг медики. Европейские писатели обращались к медицинской тематике еще 300 лет назад. Жан-Батист Мольер выдающийся французский драматург эпохи Возрождения, подлинный гуманист, комедиограф. До наших дней дошли 33 пьесы, написанных Мольером. Образ врача отражен в двух из них из них: «Мнимый больной» и «Лекарь поневоле», в которых в гротескной форме высмеиваются отрицательные черты медицины той эпохи: шарлатанство, вымогательство и профессиональное невежество врачей и аптекарей. Свое отношение к медицине и врачам, Мольер выразил словами одного из своих героев: «Я осмеиваю не докторов, а показываю смешные стороны медицины». Вышеназванные пьесы вы можете прочитать в книге Мольер «Комедии» (Москва,1953год). К образу врача обращался в своих произведениях и другой известный французский писатель уже 19 века Гюстав Флобер. Будучи сам сыном врача-хирурга, он решил посвятить себя литературе. Всемирно известен его роман «Госпожа Бовари». Автор раскрывает образ сельского врача Шарля Бовари, который, несмотря на свою второплановость, играет в произведении важную роль. Он интересует автора и сам по себе, и как

12 часть той среды, в которой существует главная героиня. Несмотря на свою доброту и трудолюбие, он не является мастером своего дела, в профессиональном плане проявляя поверхностность и косность. Характерным является случай с выпрямлением искривленной стопы, подробно описанный автором, когда из-за бездарности и невежества героя, пациент потерял ногу. Автором предварительно была изучена специальная литература по хирургии. Доктору Бовари противопоставляется высокообразованный и опытный доктор Каниве, устами которого автор выразил свое отношение к профессии врача: «... Медицина это высокое призвание... Сколько бы разные коновалы ни оскверняли искусство врачевания, на него нельзя иначе смотреть, как на священнодействие». Бурный рост медицинских открытий, которыми ознаменовался 20 век, нашел свое отражение в художественной литературе, в частности, советской. Вениамин Каверин в своем романе «Открытая книга» пишет о талантливом микробиологе Татьяне Власенковой. Героиня прошла нелегкий, но мужественный путь к научному открытию, оказавшему глубокое влияние на развитие медицинской науки первой половины 20 века. Этот роман вошел в книгу Каверина «Избранное», изданную в Москве в 1999 году. О жизни, деятельности и вкладе в медицину в частности, и в науку в целом известного немецкого ученого Вильгельма Рентгена рассказывается в художественно-документальной повести Вруйра Пенесяна «Чудесные лучи», (Ереван, 1974 г.). Автор хронологически прослеживает становление великого экспериментатора, в 24 года защитившего докторскую диссертацию, человека, которому мы обязаны существованием науки рентгенологии, без которой не обходится современная медицина. Сведения о Вильгельме Рентгене очень скудны: архив ученого был сожжен по его же завещанию. Автор изучил и

13 использовал все, имеющиеся источники: отрывочные воспоминания, разбросанные в статьях, работавших с Рентгеном сотрудников и ученых. К теме образа врача в годы Великой Отечественной войны обращались многие писатели. В 1985 году в Киеве был издан роман русского советского писателя, живущего в Украине, Григория Терещенко «Медсанбат» о самоотверженном, часто сопряженном со смертельным риском, труде наших врачей, медсестер, санитарок, спасавших жизнь и возвращавших в строй советских воинов в годы Великой Отечественной войны. В романе есть такие слова о героизме военных врачей: «Не все медсанбатовцы могли позволить себе поспать даже два часа. Особенно трудно приходилось хирургам... Да, хирурги делали чудеса на фронте. Сколько они вернули в строй раненых бойцов!». При написании романа автор использовал свои личные переживания участника Великой Отечественной войны. Влияние послевоенного времени на судьбы врачей и их близких отражено в романе Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого», изданном в 2001 году в России. Книга получила в том же году премию Русский Букер, а в 2006 престижную итальянскую премию. Главный действующий герой романа потомственный, прирожденный медик. Павел Алексеевич Кукоцкий лечил пациенток, занимался наукой и даже писал проекты по организации здравоохранения. Он и его семья оказались в центре неоднозначных событий, происходивших в истории советской медицины: запрещенные аборты, кампания против генетики. Все это самым трагическим образом отразилось на жизни главного героя и его близких. И последняя книга нашего обзора это издание преподавателей кафедры патологической анатомии нашего университета Яковцовой Антонины Федоровны, Сорокиной Ирины Викторовны и Гольевой Натальи Владимировны «Медицина и искусство», вышедшее в 2008 в Харькове.

14 Авторы книги усматривают тесную взаимосвязь науки медицины с удивительным миром искусства: литературой, музыкой и танцем, живописью и кинематографом. Несколько глав книги посвящено теме врачей в литературе: творчеству Чехова, Вересаева, Булгакова, Амосова и др. В книге приведено немало цитат выдающихся людей. О связи медицины и искусства, в частности живописи, говорил в свое время наш украинский хирург и священнослужитель, автор многочисленных богословских трудов, Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (Лука Крымский): «Умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии и тонкую художественную работу при анатомической препаровке и при операциях... Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии». Напоследок приведу несколько высказываний выдающихся людей разных эпох о медицине и врачах: «Учитель и врач два занятия, для которых любовь к людям обязательное качество». Николай Амосов «Учиться быть врачом это значит учиться быть человеком». «Медицина для истинного врача больше чем профессия она образ жизни». Александр Билибин «Призвание врача это воля учиться от жизни и непрерывно совершенствоваться». Ипполит Давыдовский

15 «Медицина слагается из науки и искусства, а над ними простирается покров героизма». Гуго Глязер И завершить сегодняшний обзор хочу словами Гиппократа: «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств». «Любовь к врачебному искусству это и есть любовь к человечеству». Спасибо за внимание!


МЕДИЦИНА В ЛИТЕРАТУРЕ библиотека вуза и нравственно-этическое воспитание студентов-медиков Киричок Ирина Васильевна Серпухова Валентина Михайловна Озёркина Ольга Владимировна Формирование у студентов-медиков

«К своим истокам прикоснись» Творчество земляков Донбасса Виктор Васильевич Шутов (27 июля 1921-21 июля 1987) Виктор Васильевич - поэт и прозаик, почётный гражданин Донецка В честь Виктора Васильевича

Творчество земляков Донбасса «К своим истокам прикоснись» Виктор Васильевич Шутов (27 июля 1921-21 июля 1987) Виктор Васильевич - поэт и прозаик, почётный гражданин Донецка В честь Виктора Васильевича

70 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ Строки, опаленные войной (Издания военных лет из фондов библиотеки ПГГПУ) Великая Отечественная война оставила неизгладимый след в истории нашей страны и всего мирового сообщества.

Михаил Булгаков писатель с необычной судьбой: основная часть его литературного наследия стала известна читающему миру только четверть века спустя после его смерти. При этом последний его роман «Мастер

ОБЪЕДИНИЛ ПОЭЗИЮ И ПРОЗУ (125 лет со дня рождения Бориса Пастернака) Он награжден каким-то вечным детством, Той щедростью и яркостью светил, И вся земля была его наследством, А он ее со всеми разделил.

Книги Мустая Карима из фонда Центральной детской библиотеки Карим, М. Долгое-долгое детство [Текст] : повесть; Не бросай огонь, Прометей! [Текст] : трагедия в стихах: пер. с башк. / М. Карим. - Москва

Сочинение на тему что мне открыли герои булгакова Талант художника был у Булгакова от Бога. И то, какое этот талант Воланд появляется в Москве, чтобы испытать героев романа, воздать Что в мире и человеке

Сочинение размышление мое понимание человеческого счастья Сочинения Сочинения Толстой Война и мир сочинения по произведению. Л. Н. Толстого, Наташа Ростова покорила мое сердце, вошла в мою жизнь Истинный

Выставки абонемента научной и художественной литературы библиотеки КГФ (ст. м. «Юго-Западная», пр-т Вернадского, д. 88, ауд. 214) Постоянные выставки «Юбилей у книги» На выставке представлены книги, которые

Галерея книг о Великой Отечественной войне СТРАШНО ПОМНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ. Юрий Васильевич Бондарев (род.1924г.) советский писатель, участник Великой Отечественной войны. Окончил Литературный институт

Сочинение на тему человек о котором хочется рассказать Говорят, что внешность человека обманчива. Может быть, но я хочу рассказать о своей подруге, внешность которой полностью совпадает с нужно написать

31 мая 2017 года - 125 лет со дня рождения русского писателя Константина Георгиевича Паустовского(1892-1968) Сост.: О.В. Мусатова - библиограф Русский советский писатель, классик русской литературы. Член

ПИСАТЕЛИ НАШЕГО ГОРОДА К 125-ЛЕТИЮ НОВОСИБИРСКА ИЗ ФОНДА БИБЛИОТЕКИ Вишневская, Д. В. Размышления о природе любви: рассказы и повесть / Д. В. Вишневская; авт. предисл. Н. Закусина. Новосибирск: Издательство

Алтайский государственный университет Научная библиотека Эпизоды творческой судьбы (к 80-летию со дня рождения В. С. Высоцкого) Библиографический обзор Барнаул 2018 Эпизоды творческой судьбы (к 80-летию

К 155-летию со дня рождения Артура Конан Дойла (22.05.1859 07.07.1930) Артур Конан Дойл, английский писатель (по образованию врач), автор многочисленных приключенческих, исторических, публицистических,

Марина Цветаева 1892 1941 Жизнь и творчество В рамках празднования 125-летия со дня рождения Марины Ивановны Цветаевой в читальном зале Национальной библиотеки РА оформлена книжная экспозиция «Марина Цветаева.

Сочинение на тему я хочу вам рассказать об одном добром человеке В честь 55-летия школы учащиеся писали сочинения об учителях. Интеллигентность, принципиальность, способность тонко чувствовать человека

Тема героического подвига советского народа в Великой Отечественной войне - одна из главных в творчестве выдающегося мастера литературы социалистического реализма Михаила Александровича Шолохова. "Они

Наш город расположен в самом центре России. Красноярск богат природой, историей, культурой, город живет почти четыре столетия, За эти годы в Красноярске происходило много интересных, значимых событий.

Особенный ребёнок в современной литературе (по повести Р. Эльф «Синий дождь») Концепция: Особенный ребёнок - органическая часть современного общества Задачи: Обучающие: учить характеризовать героев художественного

Литературный Лихославль Владимир Николаевич Соколов Владимир Соколов (1928 1997 гг.) один из самых ярких и талантливых представителей «тихой» лирики XX века. Родился и вырос в Лихославле, который стал

Он весь свободы торжество! 2015 год объявлен президентом страны «Годом литературы в России». Выбор такого направления, такой темы вовсе не случаен. Наше общество, особенно его подрастающее поколение, отвернулось

Учащиеся с 3 по 9-е классы на параллелях читали и обсуждали рассказы А.П. Чехова. А учащиеся 10-11 классов работали над пьесой «Вишневый сад». Прошло уже 155 лет со дня рождения А.П. Чехова, а его произведения

ДОРОГИЕ РЕБЯТА! В рубрике «КНИГА МЕСЯЦА» предлагаем Вашему вниманию книги популярных известных детских писателей В мартовском выпуске модельная библиотека семейного чтения п. Шахан представляет А Н А Т

Твардовский Александр Трифонович 105 лет со дня рождения поэта И дружбы долг, и честь, и совесть Велят мне в книгу занести Одной судьбы особой повесть, Что сердцу стала на пути Многие ли знают, что до

ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН (1870-1953) «Позабыв про горе и страданья, Верю я, что кроме суеты, На земле есть мир очарованья, Чудный мир любви и красоты.» Первые годы жизни. Семья. Родился 22 октября 1870 год.

Выполнил работу: Бородай Андрей, обучающийся 12 класса МБОУ «Михайловская РВ(с)ОШ» Куратор: Панибратова Светлана Николаевна, учитель русского языка и литературы Почему великих русских писателей 19 века

Сочинение на тему самые главные качества человека Главные вкладки. Эссе на тему Почему я горжусь тем, что я Русский человек? Лукьяненко Ирина Сергеевна. Опубликовано Их произведения сформировали и формируют

Сочинение понимание добра и правды в пьесе на дне Величие не там, где нет простоты, добра и правды, - утверждал писатель. На такой вопрос пытался ответить М. Горький в пьесе На дне. Кроме Умение вникать

Из опыта работы архивного отдела администрации МО Приозерский муниципальный район по комплектованию документами личного происхождения и их использованию. В течении десяти последних лет архивным отделом

Давай ронять слова, Как сад янтарь и цедру. Рассеянно и щедро, Едва, едва, едва. Верю я, придёт пора Силу подлости и злобы одолеет дух добра. 10 февраля 125 лет со дня рождения поэта (1890 1960) Родился

Писатели-юбиляры января 2019 года 1 января - 100 лет со дня рождения писателя Д. Гранина (Германа) (1919 2017) Советский и российский писатель, киносценарист, общественный деятель. Участник Великой Отечественной

Борисова Н.В. Созвездие писателей Кубани: метод. пособие / Н.В.Борисова. Тридцать кубанских писателей: библиографический указатель / сост. Н.В.Борисова, Л.А.Толстых, Т.И.Шихова. Краснодар: Традиция, 2014.

Сочинение на тему утверждение вечных ценностей в романе тихий дон Тема войны и развития исторических событий как отображения жизни государства неминуемо Вечное и вещное в рассказе ИА Бунина Господин из

«Юные художники Ржевского района» Докладчик: Преподаватель художественного отделения МОУ ДОД ДШИ Ржевского района, Матвеева Мария Александровна 2015г. Роль тематики семейных ценностей в контексте истории

Сочинение на тему встреча с литературным героем Главная Сочинения на тему для 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 1 Сочинение на тему: одной из которых является создание идеального литературного героя, При первой

Речевые клише по русскому языку к сочинению ЕГЭ. Клише для сочинения ЕГЭ. Клише, которые можно использовать для написания сочинения ЕГЭ по русскому языку. Элементы сочинения Для вступления Языковые средства

Современная поэзия и проза Соловьиного края: [прозаические произведения и стихотворения / редкой.: Ю. Першин, В. Давыдков, В. Кор-неев, М. Еськов; гл. ред.: Борис Агеев].-Курск:Славянка,2014.-256с.: ил.

Мертвым не больно / Быков В.В. М. ОЛМА Медиа групп, 2015. 256 с. Эта повесть является одной из наиболее ярких произведений автора. Именно в этой книге «мясорубка войны», через которую прошли наши отцы

Я в мир пришел, чтобы не соглашаться к 150-летию М. Горького Народный журнал Писатель и журналист Павел Басинский, автор бестселлера «Лев Толстой: бегство из рая», на основе строго документального материала,

Проблема веры как проявления нравственной стойкости человека сочинение Проблема нравственного выбора человека в экстремальной жизненной ситуации. Проблема проявления грубости людей по отношению друг к

«Всю жизнь он помнил это поле боя» - 100 лет со дня рождения российского поэта, писателя Константина Михайловича Симонова (1915-1979 г.г.) Ненужные воспоминания Придут, когда их не зовут, Как лишние переиздания

Сочинение в чём видят смысл жизни любимые герои толстого Поиски смысла жизни главными героями романа Война и мир. Мой любимый герой в романе Война и мир * Впервые Толстой знакомит нас Андреем Читать сочинение

МБУК «ЦБС городского округа город Выкса» Городская детская библиотека, ул. Островского, 22 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ «Войны священные страницы навеки в памяти людской» 2015 12+ Война величайшая

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение «Вознесеновская средняя общеобразовательная школа» Литературно поэтический час Посвященный 200-летию со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова.

125 лет со Дня Рождения А. А. Ахматовой (1889 1966) Не страшно под пулями мёртвыми лечь Не горько остаться без крова, И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесём,

Сочинение на тему судьба поколения 1830 годов в лирике лермонтова С ранних лет Лермонтов размышляет о судьбе, о высоком уделе, два года провел в Московском благородном пансионе, а в 1830 году поступил

(195 летию Н.А. Некрасова) (10.12.1821-08.01.1878) 6+ «Я лиру посвятил народу своему Быть может, я умру, неведомый ему. Но я ему служил и сердцем я спокоен» В историю русской литературы Николай Алексеевич

Отечественная война 1812 года на страницах художественных произведений «Двенадцатый год это народная эпопея, память о которой перейдёт в века и не умрёт, покуда будет жить русский народ» М.Е. Салтыков-Щедрин

Любовь, творчество и молитва Татьяны Щегловой В центральной городской библиотеке им. С. Есенина 8 октября прошла презентация новой книги «Лики любви». Татьяна Щеглова липецкая писательница, её роман «Без

Леонид Николаевич Андреев Писатель, репортер, прозаик, драматург, публицист... Vypracovala: Simona Hrabalová, 350688 Жизнь - 21.08.1871-12.09.1919 Леонид родился в городе Орле в семье чиновника. Когда

«О своей войне рассказать могу только я сам» Иду туда в изломанную рощу, Рубеж исходный для атак, Где быть убитым было проще, Чем как-то раздобыть табак. (В. Кондратьев) 30 октября 2015 года исполняется

Что ценит в людях толстой в романе война и мир сочинение Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой считается Именно таким видом произведения считается Война и мир, известное во всем мире. ценить

Писатели-юбиляры (ноябрь 2018 г.) ДРАГУНСКИЙ ВИКТОР ЮЗЕФОВИЧ 1 декабря 1913 г. Нью-Йорк, США) - 6 мая 1972 г. (Москва, СССР) 30 ноября 105 лет со дня рождения ВИКТОРА ЮЗЕФОВИЧА ДРАГУНСКОГО, русского советского

ГУК «Областная библиотека для слепых им. Н. Островского», 1995. Анна Дмитриевна Абрамова родилась 28 января 1945 года в деревне Вечна Перемышльского района Калужской области в крестьянской семье. Инвалид

Сочинение на тему жизнь маленького человека чехов О значении творчества Антона Павловича Чехова сказал Максим долго будет учиться понимать жизнь по его писаниям, освещенным грустной улыбкой пропасти мещанства,

«Династия хирургов Мыш» Владимир Михайлович Мыш (1873 г. 1947 г.) Дмитрий Владимирович Мыш (1902 г. 1961 г.) Георгий Дмитриевич Мыш (1930 г. 2000 г.) Владимир Михайлович Мыш выдающийся советский хирург,

Областной телекоммуникационный проект «МАСТЕР-КЛАСС, 2014» Перман Наталья Николаевна, заведующая библиотекой МБОУ "Большереченская СОШ 2" Спасибо вам, родимые пенаты Рекомендательный библиографический

«Их имена в истории Пензенского края» К 53 Книга Памяти о наиболее выдающихся медиках, внесших неоценимый вклад в развитие здравоохранения Пензенской области / под общ. ред. В.В. Стрючкова; сост. В.Ф.

Задание олимпиады «Линия знаний: Литература» Инструкция по выполнению задания: I. Внимательно прочтите инструкцию к разделу II. Внимательно прочтите вопрос III. Вариант правильного ответа (только цифры)

Муниципальное бюджетное учреждение культуры «Новозыбковская городская централизованная библиотечная система» Центральная библиотека Надточей Наталья, 12 лет г. Новозыбков Романтические страницы любви Материалы

К 120-летию со дня рождения В.П. Катаева «ОТЧИЗНЫ СЫН И СЫН ПОЛКА» 1 Валентин Петрович Катаев - русский советский писатель и поэт, драматург, журналист, киносценарист. 2 Одесса - красивейший город на берегу

УДК 811.161.1-1 ББК 84(2Рос-Рус)1-5 Б 82 Оформление художника А. Новикова Серия основана в 2001 году Б 82 Боратынский Е. А. Не искушай меня без нужды / Евгений Боратынский. М. : Эксмо, 2011. 384 с. (Народная

Музейный урок как практика гуманитарного образования Гущина Юлия Александровна, Тупицына Наталья Александровна, учителя русского языка и литературы КОГОАУ «Вятская гуманитарная гимназия с углублённым изучением

Образ врача в русской классике

Аникин А.А.

Образ врача в русской литературе – тема, мало затронутая в литературоведении, но значение ее для культуры очень велико. Мотивы болезни и исцеления, в буквальном и символическом значениях, пронизывают и фольклор, и религию, и любой вид искусства у всякой нации, поскольку "пронизывают" и саму жизнь. Литература дает эстетический, не житейский, но глубоко жизненный срез бытия, поэтому здесь речь не идет собственно о профессиональных сведениях, здесь не учатся никакому ремеслу, а только пониманию, видению мира: у всякой профессии есть свой, особый угол зрения. И мы можем говорить именно о художественном, в том числе и смысловом, значении изображенного дела. Задача истории медицины - показать, как меняется и облик врача, и его профессиональные качества. Литература затронет это косвенно, лишь в меру отражения жизни: что видит художник во врачебном поприще и какие стороны жизни открыты именно глазам врача.

Литература тоже своего рода лекарство - духовное. Поэзия далеко ушла от, возможно, первых обращений слова к делу врачевания: по-своему поэтические заговоры, заклинания были рассчитаны на подлинное исцеление от недугов. Теперь такая цель видится только в символическом значении: "Каждый стих мой душу зверя лечит" (С.Есенин). Поэтому в классической литературе мы сосредоточены на герое-враче, а не авторе-врачевателе (шаман, знахарь и т.д.). А для осмысления нашей темы уже ее древность, восходящая в разных вариациях к дописьменному слову, должна обусловить некоторую осторожность в анализе. Не надо обольщаться легкими и решительными обобщениями, вроде того, что о медицине говорят именно писатели-врачи, ведь вообще едва ли не в каждом классическом романе есть хотя бы эпизодическая фигура врача. С другой стороны, ракурс темы предполагает нетрафаретные толкования знакомых произведений.

А как было бы удобно сосредоточиться только на А.П. Чехове!.. Использовать знаменитый афоризм о "жене-медицине" и "литературе-любовнице"... Тут могло бы появиться и столь любимое литературоведами слово "впервые": впервые у Чехова литература полно отразила облик отечественного медика, его подвижничество, его трагизм и т.д. Потом пришли Вересаев, Булгаков. Действительно, как будто благодаря Чехову литература посмотрела на жизнь глазами врача, а не пациента. Но были и до Чехова врачи-писатели, и точнее было бы сказать: дело не в биографии автора; в литературе XIX века было подготовлено сближение с медициной. Не оттого ли литература слишком громко взывала к лекарям, постоянно жалуясь то на геморрой, то на катары, то на "кондрашку с ветерком"? Не шутя же, видно, что ни одна профессия не воспринималась так содержательно, как должность медика. Так ли было важно, является ли герой литературы графом или князем, артиллеристом или пехотинцем, химиком или ботаником, чиновником или даже учителем? Иное дело - врач, такой образ-профессия всегда не просто содержателен, но символичен. В одном из писем Чехов сказал, что "не может помириться с такими специальностями, как арестанты, офицеры, попы" (8, 11, 193). Но есть специальности, которые писатель признает как "жанр" (выражение Чехова), и именно врач всегда несет такую жанровую, т.е. повышенную смысловую нагрузку, даже когда появляется в произведении мимолетно, в коротком эпизоде, в одной строке. Например, у Пушкина в "Евгении Онегине" достаточно появиться строкам "все шлют Онегина к врачам, Те хором шлют его к водам", и колорит жанра налицо. Так же, как и в "Дубровском", где лишь однажды встретится "лекарь, по счастию не совершенный невежда": профессия "учителя" Дефоржа едва ли несет смысловой акцент, в медике же явно заложена интонация автора, который, как известно, в свое время "убежал от Эскулапа, худой, обритый, но живой". Глубоко символичен образа врача у Гоголя – от шарлатана Христиана Гибнера ("Ревизор") до "великого инквизитора" в "Записках сумасшедшего". Лермонтову Вернер важен именно как лекарь. Толстой покажет, как хирург после операции целует в губы раненого пациента ("Война и мир"), и за всем этим - безусловное присутствие символической окраски профессии: врач по должности приближен к основам и сущностям бытия: рождение, жизнь, страдание, сострадание, упадок, воскрешение, мука и мучительство, наконец, сама смерть (Ср.: "Я убежден только в одном... В том, что … в одно прекрасное утро я умру" - слова Вернера из "Героя нашего времени"). Эти мотивы, безусловно, захватывают личность каждого, но именно во враче они сосредоточены как нечто должное, как судьба. Поэтому, кстати, так остро воспринимается плохой или ложный медик: это шарлатан самого бытия, а не только своей профессии. Восприятие медицины как дела сугубо телесного в русской литературе тоже носит негативный оттенок. Тургеневский Базаров лишь на пороге своей смерти осознает, что человек вовлечен в борьбу именно духовных сущностей: "Она тебя отрицает, и баста!" - скажет он о смерти как о действующем лице жизненной драмы, а не о медицинском летальном исходе. Символика врача непосредственно связана с православной духовностью русской литературы. Врач в высшем смысле - это Христос, изгоняющий самые свирепые недуги своим Словом, более того - побеждающий смерть. В ряду притчевых образов Христа - пастырь, строитель, жених, учитель и др. - отмечен и врач: "Не здоровые имеют нужду во враче, но больные" (Мф., 9, 12). Именно такой контекст рождает предельную требовательность к "эскулапу", и поэтому даже у Чехова отношение к врачу жестко и критично: умеющий только лишь пустить кровь и потчевать от всех болезней содой слишком далек от христианской стези, если не становится враждебен ей (ср. у Гоголя: Христиан Гибнер - гибель Христа), но даже возможности самого способного врача не сравнятся с чудом Христа.

А.П.Чехов, конечно, встанет в центре нашей темы, но нельзя не отметить несколько предшествующих ему авторов, по крайней мере давших в русской литературе врачей как ведущих героев своих произведений. И это будут доктор Крупов из герценовских произведений и тургеневский Базаров. Безусловно, многое значил доктор Вернер из "Героя нашего времени". Так что уже до Чехова возникает определенная традиция, поэтому некоторые, казалось бы, сугубо чеховские находки окажутся скорее всего несознательными, но вариациями его предшественников. Например, для Чехова будет характерно показать выбор героем одной из двух стезей: либо врача, либо священника ("Цветы запоздалые", "Палата № 6", письма), но этот мотив уже встретится у Герцена; чеховский герой ведет долгие беседы с душевнобольным - и это тоже мотив герценовского "Поврежденного"; Чехов будет говорить о привыкании к чужой боли - об этом же скажет и Герцен ("Нашего брата трудно удивить... Мы с молодых лет привыкаем к смерти, нервы крепнут, притупляются в больницах", 1, I, 496, "Доктор, умирающие и мертвые"). Словом, излюбленное "впервые" надо употреблять с осмотрительностью, причем мы пока лишь для примера затронули частности, а не само восприятие медицинского поприща.

Лермонтовский Вернер, в свою очередь, явно был ориентиром для Герцена. Ряд сцен в романе "Кто виноват?" вообще перекликаются с "Героем нашего времени", но отметим, что именно Герцен, возможно в силу своей биографии (жестокие болезни и смерть в его семье), особенно привязан к образу врача (см.: "Кто виноват?", "Доктор Крупов", "Aphorismata", - связанные с общим героем Семеном Круповым, затем "Скуки ради", "Поврежденный", "Доктор, умирающие и мертвые" - т.е. все основные художественные произведения, кроме "Сороки-воровки"). И тем не менее везде сильно присутствие всего лишь эпизодического лермонтовского доктора: мрачное и ироничное состояние, в мыслях постоянное присутствие смерти, отвращение к житейским заботам и даже к семье, чувство избранности и превосходства среди людей, напряженный и малопроницаемый внутренний мир, наконец черная одежда Вернера, которая нарочито "усугубляется" у Герцена: его герой одет аж "в два черных сюртука: один весь застегнутый, другой весь расстегнутый"(1, 8, 448). Напомним сжатое резюме Вернера: "он скептик и материалист, как все почти медики, а вместе с этим и поэт, и не на шутку, - поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов. Он изучил все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием... Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но... он плакал над умирающим солдатом. ... неровности его черепа поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей. Его маленькие черные глаза, всегда беспокойные, старались проникнуть в ваши мысли... Молодежь прозвала его Мефистофелем... оно (прозвище – А.А.) льстило его самолюбию" (6, 74). Как это и принято в журнале Печорина, Вернер лишь подтверждает эту характеристику. Причем характер его и есть отпечаток профессии, что видно по тексту, а не только игра природы. Добавим или особо выделим - неумение пользоваться знанием жизни, нескладывающиеся личные судьбы, что подчеркнуто обычной бессемейностью врача ("я к этому неспособен", Вернер), но часто не исключает способность глубоко влиять на женщин. Словом, во враче есть некоторый демонизм, но и потаённая человечность, и даже наивность в ожидании добра (это видно при участии Вернера в дуэли). Духовная развитость заставляет Вернера снисходительно относиться как к человеку, больному, так и к возможностям медицины: человек преувеличивает страдания, а медицина отделывается незамысловатыми средствами вроде кисло-серных ванн, а то и обещаниями, что, мол, до свадьбы заживет (так можно понять один из советов Вернера).

Герцен в общем развивает вернеровский характер, его "генезис". Если чеховский доктор Рагин из "Палаты № 6" хотел быть священником, но из-за влияния отца словно поневоле стал медиком, то у Крупова выбор медицинского поприща - не принуждение, а страстная мечта: рожденный в семье дьякона, он должен был стать служителем церкви, но побеждает - и уже вопреки отцу - неясное, но мощное влечение к поначалу загадочной медицине, то есть, как мы понимаем, побеждает в духовно возбужденной личности стремление к реальному человеколюбию, воплощенному милосердию и исцелению ближнего. Но исток характера - не случаен: религиозная духовная высота переходит на реальную стезю, и ожидается, что именно медицина удовлетворит духовные поиски, а в мечтах – возможно, окажется и материальной оборотной стороной религии. Не последнюю роль здесь играет и неприглядная, по Герцену, церковная среда, отталкивающая героя, здесь люди "поражены избытком плоти, так что скорее напоминают образ и подобие оладий, нежели Господа Бога" (1, I, 361). Однако подлинная, не в мечтах юноши, медицина по-своему влияет на Крупова: в медицинском поприще ему открывается скрытая от многих "закулисная сторона жизни"; Крупов потрясен открывшейся патологией человека и даже самого бытия, юношеская вера в прекрасное естественного человека сменяется видением болезни во всем, особенно остро переживается болезненность сознания. Опять же, как позже будет в духе Чехова, Крупов проводит все, даже праздничное время в доме умалишенных, и в нем созревает отвращение к жизни. Сравним у Пушкина: знаменитый завет "нравственность в природе вещей", т.е. человек от природы нравственен, разумен, красив. Для Крупова человек - не "homo sapiens", а "homo insanus" (8,435) или "homo ferus" (1, 177): человек безумный и человек дикий. И все-таки Крупов более определенно, чем Вернер, говорит о любви к этому "больному" человеку: "Я люблю детей, да я вообще люблю людей" (1, I, 240). Крупов не только в профессии, но и в житейском стремится излечивать людей, и у Герцена этот мотив близок к его собственному пафосу революционно настроенного публициста: излечить больное общество. В повести "Доктор Крупов" Герцен с навязчивой претензией преподносит в сущности неглубокие и даже не остроумные "идеи" Крупова, который весь мир, всю историю рассматривает как безумие, истоки же безумства истории - во всегда больном человеческом сознании: для Крупова нет здорового человеческого мозга, как нет в природе чистого математического маятника (1, 8, 434).

Такой "полет" скорбной круповской мысли в этой повести кажется неожиданным для читателей романа "Кто виноват?", где доктор показан во всяком случае вне всемирно-исторических обобщений, что и выглядело более художественно верным. Там Герцен показал, что в провинициальной среде Крупов превращается в резонерствующего обывателя: "инспектор (Крупов - А.А.) был обленившийся в провинициальной жизни человек, но однако человек" (1, 1, 144). В позднейших произведениях образ врача начинает претендовать на нечто грандиозное. Так, идеальное призвание врача Герцен видит необычайно широко. Но... широко в замысле, а не в художественном воплощении, в наброске великой схемы, а не философии врача. Здесь претензии революционера берут верх над возможностями художника у Герцена. Писатель прежде всего озабочен "болезнью" общества, собственно поэтому Крупов уже и в романе "Кто виноват?" не столько лечит, сколько размышляет о житейском и устраивает судьбы Круциферских, Бельтова и др. Чисто медицинские его умения даны отдаленно, о них именно "рассказано", но они не "показаны". Так, емкая фраза о том, что Крупов "весь день принадлежит своим больным" (1, 1, 176) остается лишь ф р а з о й для романа, хотя, конечно, врач у Герцена не то что не шарлатан, но самый искренний подвижник своего дела - дела, однако, находящегося в тени художественного замысла. Герцену важно именно человеческое и мировоззренческое во враче: не будучи шарлатаном, его герой и должен отразить герценовское понимание влияния медицины на личность врача. Например, в эпизоде, когда Крупов пренебрег требованиями спесивого дворянина, не приехал сразу по его капризному вызову, а закончил принимать роды у кухарки, гораздо значительнее социальный, а не собственно медицинский ракурс.

И вот Герцен в повести "Скуки ради" говорит о "патрократии", т.е. об утопическом управлении делами общества не кем иным, как врачами, иронично называя их "генерал-штаб-архиатрами врачебной империи". И, несмотря на иронию, это вполне "серьезная" утопия - "государство врачей", - ведь и герой повести иронию отвергает: "Смейтесь сколько угодно... Но до пришествия царства врачебного далеко, а лечить приходится беспрерывно" (1, 8, 459). Герой повести не просто врач, а социалист, гуманист по убеждениям ("Я по профессии за лечение, а не за убийство" 1, 8, 449), словно воспитанный на публицистике самого Герцена. Как видим, литература настойчиво хочет, чтобы врач занялся более широким поприщем: он потенциально мудрый управитель этого мира, в нем заложены мечты о земном боге или великодушном царе-отце этого мира. Однако утопичность этого персонажа в повести "Скуки ради" очевидная, хотя и для автора очень светлая. Герой, с одной стороны, оказывается часто в тупике перед рядовыми житейскими превратностями, с другой стороны - и к идее "врачебного царства" относится с горечью: "Начни люди в самом деле исправляться, моралисты первые останутся в дураках, кого же тогда исправлять?" (1, 8,469). А Тит Левиафанский из "Aphorismata" даже с надеждой возразит Крупову в том смысле, что безумство не исчезнет, не вылечится никогда, и повесть оканчивается гимном "великому и покровительствующему безумию" (1, 8, 438)... Итак, врач остается вечным резонером, а сама его практика дает ему быструю череду наблюдений и - колких, ироничных "рецептов".

Наконец, коснемся последней в данном случае черты герценовского героя-врача. Врач, хотя бы и утопически, претендует на многое, это универсум ("настоящий врач должен быть и повар, и духовник, и судья", 1, 8, 453), и он не нуждается в религии, подчеркнуто антирелигиозен. Идея царства Божьего - его духовный соперник, и он всячески третирует и церковь, и религию ("Так называемый тот свет, о котором, по занятиям моим в прозекторской, я всего меньше имел случай сделать какие-нибудь наблюдения", 1, 8, 434). Дело вовсе не в пресловутом материализме сознания врача: он своим поприщем хочет с самой благой целью заменить все авторитеты; "патрократия" - одним словом. В "Поврежденном" герой уже рассуждает о грядущем преодолении смерти (этого ближайшего соперника для врача) именно благодаря медицине ("людей будут лечить от смерти",1, I, 461). Правда, утопическая сторона у Герцена всюду сопряжена с самоиронией, но это скорее кокетство рядом с кажущейся столь смелой идеей. Словом, и здесь, при вторжении в медицину мотива бессмертия, Герцен многое предопределил в героях-врачах Чехова и в тургеневском Базарове, к которому теперь мы и перейдем: врач Базаров будет духовно изломан в борьбе со смертью; доктор Рагин отвернется от медицины и от жизни вообще, раз бессмертие недостижимо.

Выбор героя-врача в романе "Отцы и дети" - скорее веяние времени, чем авторское кредо; у Тургенева вообще нет такого чрезмерного увлечения и символической трактовкой медицины, как у Герцена: помещики часто занимаются лечением крестьян от нечего делать, используя по положению свой авторитет (ср. Липина в "Рудине", Николай Кирсанов и др.). Однако восприятие Базарова как врача является необходимым ракурсом для понимания романа в целом. Более того, перед нами будут и другие врачи в романе, в том числе и Василий Иванович Базаров, что далеко не случайно: врачи отец и сын.

В "Отцах и детях" Тургенев показывает, как легко меняется внешняя сторона жизни, как кажущаяся пропасть ложится между детьми и их родителями, как кажется всесильным новое веяние времени, но рано или поздно человек понимает, что бытие остается неизменным - не на поверхности, а в своем существе: мощная, жестокая, а иногда и прекрасная вечность ломает самонадеянного человека, вообразившего себя "гигантом" (слово Евг. Базарова)... Какая же тут связь с медицинским поприщем?..

Жизненное содержание, заложенное и в романе, и в герое-враче настолько емко, что порой профессия героя остается втуне. Хрестоматийная и пространная статья Д.Писарева "Базаров" всерьез не касается профессионального поприща этого героя, словно это не художественная, а собственно биографическая черта: так уж жизнь сложилась. "Медициной он будет заниматься отчасти для препровождения времени, отчасти как хлебным и полезным ремеслом" - вот самая содержательная цитата из статьи, касающаяся Базарова-медика. Между тем Базаров и медик-то не такой уж обычный, а главное – этот характер во многих чертах обусловлен именно медициной; дело опять-таки не в поверхностном материализме героя того времени, влияния эти гораздо важнее и тоньше.

В отличие от биографии Крупова, мы не знаем, как Базаров пришел в медицину (хотя и в его роду тоже есть дьячок!); в отличие от, например, Зосимова из "Преступления и наказания" - Базаров вовсе не дорожит своей профессией, да и скорее остается в ней вечным дилетантом. Это врач, который вызывающе смеется над медициной, не верит в ее назначения. Тому удивляется Одинцова ("не сами ли вы утверждаете, что для вас медицина не существует"), с этим не может согласиться отец Базаров ("Ты хоть смеешься над медициной, а я уверен, можешь подать мне дельный совет"), это злит Павла Кирсанова – словом, складывается навязчивый парадокс: врач - нигилист, отрицающий медицину ("Мы теперь вообще над медициной смеемся"). Позже мы покажем, у Чехова, что для подлинного врача тут нет места смеху: удрученность состоянием больницы, трагедия бессилия врача, восторг перед достижениями и другое, но - не смех. Одновременно с этим ни один герой не будет так настойчиво рекомендовать себя именно доктором (или лекарем), как Евг.Базаров. И хотя для сознания данного героя свойственна неспособность разрешить как житейские, так и мировоззренческие противоречия, объяснение здесь иное: Базарову важен сам тип лекаря, образ человека, который влияет на ближнего, перестраивает людей и которого ждут как спасителя. Не таков ли именно врач? Однако он хочет быть спасителем на более широком поприще (ср.: "Ведь он не на медицинском поприще достигнет той известности, которую вы ему пророчите? - Разумеется, не на медицинском, хотя он и в этом отношении будет из первых ученых" (7, 289): показательный диалог отца Базарова и Аркадия Кирсанова в то время, когда жизнь Евгения уже мерится лишь неделями, скоро, по его же словам, "из него лопух расти будет"). Лишенный и сам всякой интуиции в приближении своей смерти, Базаров держит себя как безусловный авторитет, и медицина здесь играет роль постоянного ореола вокруг героя: коснувшись глубин жизни, которые открывает медицина, Базаров заведомо превосходит остальных, не смеющих так легко бросать остроты про анатомический театр, геморрой, так запросто попрактиковаться, вскрывая трупы (ср. - всего лишь примочки, которыми пользует больных Ник. Кирсанов). Обращение к беспомощному и у всех "одинаковому" т е л у больного обусловливает и типичную для разночинца антисословную позицию: в болезни или анатомичке равны мужик и столбовой дворянин, а прозектор-внук дьячка превращается в мощную фигуру ("ведь я гигант", скажет Евгений). От этой "гигантомании" - и смех над столь необходимым для него поприщем: сама медицина становится своего рода соперником, которого тоже надо уничтожить, как надо подавить всех вокруг – от друзей до родителей.

Хорош или плох при этом Базаров как врач? В делах несложных - он хороший практик, но скорее фельдшер (умело бинтует, рвет зубы), хорошо обходится с ребенком ("он...полушутя, полузевая, просидел два часа и помог ребенку" - ср. Зосимов ухаживает за Раскольниковым "не шутя и не зевая", вообще способен ночи не спать у больного, не претендуя на чрезмерную репутацию: каждый "медицинский" шаг Базарова превращен в сенсацию). Все же к медицине он относится больше как к развлечению, затрагивающему, однако, столь чувствительные стороны жизни. Так, у родителей Базаров именно от скуки начал участвовать в "практике" своего отца, как всегда подсмеиваясь над медициной и над отцом. Центральный эпизод его " развлечений" - вскрытие трупа и заражение - говорит не только о недостатке профессионализма у Базарова, но и символически - о своего рода мести со стороны осмеянной профессии. Так ли при этом не прав Павел Петрович Кирсанов, говоря, что Базаров - шарлатан, а не лекарь?..

Профессионально Базаров скорее всего так и останется несостоявшимся врачом, как бы ни возвеличивали его все вокруг (Василий Иванович скажет, что "император Наполеон не имеет такого доктора"; кстати это тоже своего рода традиция: обращение к Наполеону (I или III?) дает отражение на врача, таков Лоррей, врач Наполеона I, у Герцена и в известном эпизоде ранения Андрея Болконского у Толстого; в последнем случае - выздоровление, почти чудесное, благодаря иконе, у кн. Андрея вопреки "наполеоновскому" приговору врача). Так что и для Тургенева жизненное, а не профессиональное содержание важно в романе. Вернемся к тому, как профессия накладывает отпечаток на характер. Ни химик, ни ботаник не смогут так однозначно сводить человека к телесности, как несостоявшийся врач Базаров: Брак? - "Мы, физиологи, знаем, отношения между мужчиной и женщиной"; Красота глаз? - "Проштудируй анатомию глаза, что там загадочного"; Чувствительность восприятия? - "Нервы распущены"; Тяжелое настроение? - "Малины переел, на солнце перегрелся, да и язык желт". Жизнь постоянно показывает, что эдакая физиология ничего не объясняет, но его упрямство – не просто черта характера: сводя все к телесности, Базаров всегда ставит себя над миром, только это делает его, как его рост, пресловутым "гигантом". Здесь, кстати, и источник безверия Базарова: религии нет в теле, но и идея Бога не позволяет по-сатанински (замечание Павла Кирсанова) возвеличивать себя: Бог - соперник Базаровых.

Мысль о больном обществе или безумной истории – логична и проста для медика (Крупов). Базаров любит упрощения, и подобная мысль не могла не возникнуть у него: "Нравственные болезни... от безобразного состояния общества. Исправьте общество – и болезней не будет". Поэтому он втайне мечтает о судьбе...Сперанского (ср. в романе "Война и мир"), а не Пирогова или Захарьина (см. далее у Чехова). Роль врачевателя и диагноста общества Базаров будет играть постоянно (мгновенные диагнозы всему кирсановскому дому и роду, чуть не каждому встречному), ведь вокруг - пациенты или "актеры" анатомического театра. Конечно, Тургенев показывает, что Базаров ничего не вылечивает в обществе, живет лишь намеками на деятельность, но его "физиологизм" всегда вносит нечто острое, задевающее, однако это скорее смелость речи, а не дела. Грубые, "околоврачебные" остроты Базарова ("иногда тупые и бессмысленные", заметит Тургенев), вносят какую-то площадную пикантность, но эта пикантность - сродни матерщине: так звучит базаровское "геморрой" за столом в приличном кирсановском доме.

В образе Базарова интересен и такой ракурс. Его врачевание всегда (до самой сцены его умирания) направлено на другого, а не на себя. Сам Базаров не стал своим пациентом, хотя поводов для этого предостаточно. Снисходительное замечание - "Вот и сигарка не вкусна, расклеилась машина" (7, 125) – не в счет. В остальном же Базаров с неестественной настойчивостью создает свой образ как исключительно здорового человека (излечим общество, "другого", но не себя), здорового и физически, и душевно: "чем другим, но этим не грешны", "это все, вы знаете, не по моей части" и т.д. При этом нельзя не отметить, что там, где Базаров играет "супермена", он неинтересен и однообразен, отчасти кокетлив и лжив, зато весь колорит характера - в состояниях болезненных, когда от Базарова веет какой-то страшной, нездоровой обреченностью; ощущения бессмысленности и пустоты жизни охватывают его, как никакого другого героя "Отцов и детей", даже не стремящихся подчеркнуть свое абсолютное здоровье. И это, кстати, составляет немаловажный медицинский симптом - только из той области медицины, которой Базаров практически не касался: психиатрии. Вокруг Базарова в литературе – герои-врачи, которые в психиатрии видят, пожалуй, высшее врачебное призвание (Крупов, Зосимов, герои Чехова). Базаров же или несведущ в этом, или заведомо избегает опасных для себя наблюдений. Однажды звучит "диагноз" П.П.Кирсанову - "идиот": велика ли здесь доля психиатрии - не знаем, хотя неврозы Павла Петровича едва ли вызовут сомнение, но это именно неврозы, может быть, легкая паранойя. Но не более ли верным было бы в самом Базарове увидеть черты психопатии? Однако Тургенев показывает, что самого себя Базаров воспринимает далеко не "адекватно", а уж евангельский мотив "врач, исцели себя сам" (Лк., 4, 23) абсолютно чужд этому "дохтуру" (пока не касаемся сцен его смерти). Живой художественный характер Базарова испещрен чертами невротика и параноика: это не авторская тенденция, Тургенев не заставил своего героя пить чернила или мочу, лаять по-собачьи или забыть календарь, но почва для наблюдений здесь самая широкая, хотя и относящаяся не совсем к нашей теме. Мы лишь назовем ряд деталей, поскольку нам важен сам момент обращения врача исключительно на "другого", а не на себя, что и выделим в Базарове. Итак, Зосимова, Крупова или Рагина не могли бы не насторожить не только лихорадочные и порой бессвязные* речи Базарова (вроде "Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения" и почему-то: "Важно то, что дважды два - четыре, а остальное все пустяки", 7, 207; кстати и занятное "выпадение" того звена, что и сам Базаров - русский, как он рядом же настаивает). Сам сюжет романа держится на нервозной неусидчивости, своего рода мании избегания, исчезновения у Базарова: он вечно куда-то неожиданно убегает: от Кирсановых - в город, из города - к Одинцовой, оттуда к родителям, опять к Одинцовой, опять к Кирсановым и снова у родителей; причем бежит он вечно туда, где его нервам очень неспокойно, и он знает это. Для сюжета это то же самое, что встать и уйти, не говоря ни слова, от Кукшиной, среди любимого им шампанского, или вдруг резко исчезнуть во время разговора с Одинцовой: он "глядит сердито и не может усидеть на месте, словно что его подмывало" (7, 255); Базарова охватывают и другие припадки – бешенства: в разговорах с Одинцовой, Павлом Кирсановым; главная сцена – разговор с Аркадием у стога сена, когда Базаров не шутя пугает своего друга: "Я тебя сейчас схвачу за горло… - Лицо (Базарова – А.А.) показалось таким зловещим, такая нешуточная угроза почудилась ему в кривой усмешке его губ, в загоревшихся глазах..." Базаров видит тягостные сны, очень удобные для психоаналитика. Собственно Тургенев, словно чувствуя эту линию в Базарове, заканчивает роман не просто смертью героя, но смертью в состоянии безумия (ср.: "ведь и беспамятных причащают"). Таков "предсмертный" сон о "красных собаках" ("Точно я пьяный," - скажет Базаров), но ничем не "слабее" сон перед дуэлью, где Одинцова оказывается матерью Базарова, Феничка – кошкой, Павел Петрович - "большим лесом" (ср. в сне о "красных собаках" Базарова преследует отец в виде охотничьего пса и тоже, очевидно, в лесу: "Ты надо мной стойку делал, как над тетеревом"). Сон всегда тяжел для Базарова, не потому ли он так болезненно требует, чтобы на него не смотрели, когда он спит*, - более чем капризное требование в разговоре с Аркадием: чего здесь больше - заботы о своем величии (мотив - "у всех глупое лицо во сне", не допустить крушения идола), боязни своих снов, но требование шизофренически категорично. Состояние истерии, депрессии, мания величия - все это рассыпано в речах и поступках Базарова. Столь ярко описанный бред накануне смерти: "Мясник мясо продает... Я путаюсь... Тут есть лес" является отчасти ключом к неврозам Базарова: возбуждение от плоти, любовь к мясу (ср. в тексте противопоставление хлеб - мясо) и опять лес - как и в снах. Корни неврозов лежат в детских впечатлениях. Сам герой очень скуп на рассказы о себе, детство его сюжетом тоже не охвачено, и тем значительнее странное (и крайне редкое) и не вполне отчетливое воспоминание Базарова о том, что в детстве круг его восприятия замыкался на осине и яме в родительском имении, которые почему-то чудились ему каким-то талисманом. Это картина какого-то тягостного, одинокого детства в сознании болезненно впечатлительного ребенка. Учитывая сны Базарова, мотивы детства "мать – отец – дом" обрастают болезненностью, "лес" же, видимо, ассоциируется с детским испугом, "яма" тоже достаточно негативный образ. Еще раз повторим, что делать обобщение такого материала в данной главе пока рано, но отметить его присутствие в романе и связь с линией Базарова-врача необходимо.

Заметим,что предложенная характеристика известного героя, разумеется, дискуссионна. Кроме того, предложенная специфическая оценка не может отвергать сложившуюся традицию в интерпретации "Отцов и детей". .

В картине смерти Базарова справедливо видят высокое звучание, это не только бреды, но и мощнейшая попытка доиграть роль "гиганта" до конца, даже когда рушатся возведенные героем химеры: он уже колеблется в безбожии (обращение к родительской молитве), он уже откровенен в просьбах о помощи и в признании женщины ("Это по-царски" - о приезде Одинцовой: где там "анатомический театр" или презрение к женщине). Наконец, Базаров уходит из жизни именно в р а ч о м: он весь сосредоточен на признаках смертельного заболевания, твердо видит ход смерти; Базаров наконец обратился как врач к самому себе. Нет и смеха над медициной, как и над своими тремя коллегами, хотя и немец, и уездный врач показаны Тургеневым почти карикатурно, максимальное напряжение воли точно преображает Базарова (см. также об этом в гл. "Лишний человек"), но он уже повержен. В русле нашей темы можно сказать, что это запоздалое преображение героя; осмеянная медицина будто мстит, как мстит и вся осмеянная и оскорбленная Базаровым жизнь.

Итак, Тургенев рассматривает врача и как социальную фигуру, и как источник глубоких, подчас бессознательных жизненных впечатлений, недоступных другим героям. Нельзя, правда, не отметить, что далеко не каждый врач окажется именно Базаровым (может быть для этого как раз и не хватает его натуры, его психики?). Так, фоном в романе пройдут и очарованный медициной, состоявшийся в отличие от своего сына врач Василий Базаров; уездные врачи - повод к негодованию и иронии для обоих Базаровых; как мы говорили, даже Николай Кирсанов пытался врачевать, и на этой почве у него построился брак с Феничкой... Словом, присутствие "врача" – активное, насыщенное поле художественных наблюдений.

Теперь, минуя ряд второстепенных персонажей, поведем речь о враче в творчестве А.П.Чехова, главного писателя этой темы - не только в силу его "основной" профессии (ср. даже в паспорте О.Л.Книппер-Чехова именовалась "женой врача"): именно в произведениях Чехова мы можем найти цельную картину судьбы доктора, в ее коренных поворотах и связях с мировоззренческими поисками.

Как нам представляется, Чехов вполне выразил взаимодействие во враче бытийного и христианского мотивов. Очевиднее связь медицины с тем, что он назвал в письме Е.М.Шавровой выражением "неистовая проза": речь шла о литературном герое-гинекологе, и, хотя эта специальность тоже не случайна, кажется, можем заменить ее в цитате просто словом "врач": "Врачи имеют дело с неистовой прозой, которая Вам даже не снилась и которой Вы, если б знали ее... придали бы запах хуже, чем собачий"(8, 11, 524). Совместив два фрагмента, выделим далее: "Вы не видели трупов" (там же), "я привык видеть людей, которые скоро умрут" (А.С.Суворину, 8, 11, 229). Отметим, что Чехов сам не только врачевал, но и производил судебно-медицинские вскрытия, мы бы сказали, привыкал к облику телесной смерти, но не пытался отнестись к ней по-базаровски бесстрастно. Любопытно, что врачи-коллеги по-особому подчеркивали это. Один земский врач писал в соседний подмосковный уезд, что "врач Чехов очень желает ездить на вскрытия" (8, 2, 89), предлагая приглашать в таких случаях своего коллегу. В этом "очень желает" нечто большее, чем желание попрактиковаться... В 1886 г. переживание смерти лечившихся у Чехова матери и сестры художника Янова заставило его навсегда отказаться от частной практики и (символичная деталь) снять со своего дома табличку "Доктор Чехов". Писатель-медик особенно переживал "бессилие медицины" (из письма о приступе болезни Д.В.Григоровича, происшедшем в присутствии Чехова), и, наоборот, всякое приближение к идеалу врачевания необычайно вдохновляло его. Напомним характерный эпизод в письме А.С.Суворину: "Если б я был около князя Андрея, то я бы его вылечил. Странно читать, что рана князя... издавала трупный запах. Какая паршивая была тогда медицина" (8, 11, 531). Какое важное сплетение литературы, медицины и - самой жизни! Особенно ценил в себе Чехов признанный дар точного диагноста, так в письмах многократно подчеркивается: при болезни "правым оказался один я".

Итак, медицина для Чехова - это средоточие истины, причем истины о самом сущностном, о жизни и смерти, и способность творить жизнь в самом буквальном и, скажем, чудесном смысле. Стоит ли искать более значительного приближения к идеалу Христа и не заставляет ли это уже переосмыслить ставшее привычным представление о Чехове как о человеке нерелигиозном, для которого от всей религии осталась лишь любовь к колокольному звону (см., напр., у М.Громова: 4, 168 и ср. его же соображение о том, что "медицина - едва ли не самая атеистическая из естественнонаучных дисциплин", 4, 184). В конце концов биографию художника творят его произведения, далеко не всегда совпадающие с доступным (а чаще всего совершенно недоступным!) для нас его житейским обликом.

Христианские чувства Чехова не стали предметом широких высказываний в письмах или дневниковых записях, хотя в ряде случаев видны в равной мере охлаждение к вере или выражениям веры "отцов" (имеем в виду религиозность его семьи), и неудовлетворенность состоянием человека, теряющего связь с церковью. Но и в этом случае художественный мир Чехова не может быть понят вне религии. (В скобках отметим, что этот поворот в изучении Чехова уже присутствует в современном литературоведении, и назовем книгу И.А.Есаулова "Категория соборности в русской литературе", 5.) Такие произведения, как "Перекати-поле", "Святою ночью", "Казак", "Студент", "На святках", "Архиерей", безусловно говорят о глубине религиозного опыта у Чехова. При более глубоком нашем понимании мы видим, что и все творчество Чехова сначала как бы не противоречит христианской духовности, а в конце концов является воплощением именно евангельского видения человека: заблуждающегося, не узнающего Христа, ожидающего откровения и суда, часто слабого, порочного и больного. В этом смысле религиозная неустроенность самого Чехова оказывается гораздо ближе евангельскому откровению, чем открытая проповедь от лица христианства или церкви. Не потому ли Чехов так отвергал гоголевские "Выбранные места..."? Так и в раскрытии образа врача присутствие Христа, казалось бы, вовсе не очевидно, не дано как открытая тенденция, но это лишь убеждает нас в сокровенности наиболее важных черт духовной личности писателя: то, что не может быть выражено в стилистике и языком письма, ищет выражения в художественной образности.

Обратимся для начала к по-школьному хрестоматийному "Ионычу". В финале рассказа Чехов сравнивает старцевский облик с явлением языческого бога: на тройке, с бубенцами едут красные и пухлые доктор Ионыч и его подобие кучер Пантелеймон. С характерным раздвоением-многобожием это сравнение показывает именно антихристианский характер Старцева, погруженного во все земное, телесное, как в своей внешности, в оплотнении деньгами, недвижимостью, так и в его "громадной практике" врача. Для художника была бы слишком грубой схема: повести своего героя от Христа к языческому богу. Но смысл сюжета именно такой. Было бы и неправдивым для своего времени наделение Старцева православными чертами. Смысл же, в отличие от сюжета и характера, создается неявно, всеми деталями контекста. Так, в завязке рассказа дана символическая дата - праздник Вознесения, когда Старцев знакомится с Туркиными. Кстати, заметим, что это любимая чеховская черта, и очень значимая, - вести датировку событий по церковному календарю (ср.: Николин день, Пасха, именины - и в письмах, и в художественных текстах). В это время "труды и одиночество" было мотивом аскетической жизни Старцева, поэтому и праздничное настроение было столь живо. Особенно важна в рассказе сцена на кладбище, когда в сознании Старцева развивается глубоко одухотворенное восприятие мира, где смерть оказывается шагом в жизнь вечную: "в каждой могиле чувствуется присутствие тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную" (8 , 8, 327). Покой, смирение, увядшие цветы, звездное небо, церковь с боем часов, памятник в виде часовни, изображение ангела - очевидные детали перехода жизни, времени от смертной плоти к вечности. И мы заметим, что для Чехова вечная жизнь является не только принадлежностью религии, но и идеалом медицины: так он рассуждал о И.И.Мечникове, допускавшем возможность продления жизни человека до 200 лет (8, 12, 759). Возможно, надо именно с этой стороной чеховского мировоззрения связать и так часто повторяющийся мотив прекрасного, далекого, но достижимого будущего: "Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров... и там за гробом... Бог сжалится над нами и мы увидим жизнь светлую, прекрасную. Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах", - звучит в "Дяде Ване" словно в ответ на разочарование в жизни врача Астрова (8, 9 , 332; ср.: "Делать вам на свете нечего, цели жизни у вас никакой", 328). Медицина бесконечно продлевает жизнь, устремленную в вечность, - идеал, равно принадлежащий религиозному и научному сознанию. Однако в сознании Старцева образ вечной жизни проходит мимолетно ("На первых порах Старцева поразило то, что он видел теперь в первый раз в жизни и чего, вероятно, больше уже не случится видеть"), достаточно быстро теряя свою глубину и религиозную устремленность, и ограничивается переживаниями здешнего, земного бытия: "Как нехорошо шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это!" Думается, именно здесь заключен момент духовного слома в Ионыче, а не в каком-то роковом влиянии на него заурядных пошлостей жизни. Отворачиваясь от образов вечной жизни, чеховский врач-"материалист" особенно резко погружается в мир плоти ("прекрасные тела", зарытые в могилах красивые женщины, навсегда уходящие со смертью тепло и красота), уже не видя н и ч е г о за этой оболочкой жизни. Отсюда - казалось, неожиданная в этом эпизоде мысль Старцева: "Ох, не надо бы полнеть!"

"Ионыч" - рассказ о том, как врач отказывается ощущать смысл бытия, если смерть кладет предел жизни, "прекрасное тело" становится тленом, но в мире и нет ничего, кроме телесности.

Такая отрешенность от вечного - представим гипотетического "Христа", который бы не вел к воскрешению, а только хорошо лечил болезни, - приводит чеховского врача к страданию, собственной болезни-болезненности, тяге ко смерти. Правда, не будет лишним заметить, что у Чехова есть ряд героев-медиков, которые вообще не приобщились к духовным безднам, даже так скоротечно, как Старцев, "безднам" своего поприща, для которых медицина не перерастает формы заработка (и довольно бессовестного: фельдшер из "Палаты №6", "Сельские эскулапы", "Хирургия", "Скрипка Ротшильда" и др.), что часто носит сатирический оттенок: так, в "Средстве от запоя" врачевание без всяких духовных бездн использует прекрасное лекарство - жестокий мордобой, на который так отзывчиво человеческое тело. В ряде произведений ("Огни", "Припадок", "Скучная история", "Произведение искусства" и др.) профессиональная сторона героев-медиков вообще не играет никакой символической роли, что лишь оттеняет значимые образы и чего, наверное, не могло не быть, учитывая, что у Чехова образ врача использован 386 раз (3, 240). Возможно, в этом количестве, едва ли поддающемуся исчерпывающему анализу, Чехов развил вообще все возможные вариации в трактовке образа, так что естественно не избежал и "нейтрального" варианта? Как бы наравне с другими профессиями?.. Отметим и образ врача из "Дуэли", выведенный скорее в силу пародийного жанра повести: наличие врача в "Герое нашего времени" заставило сделать Самойленко военным врачом, а не просто полковником, что кажется в ряду Старцева, Рагина, Дымова, Астрова какой-то вызывающей нелепостью, но среди героев "Дуэли" иного медика и не вырисовывается.

Вернемся, однако, к произведениям, которые отражают чеховское врачебное кредо. Если для Старцева "живая жизнь" ушла из его "громадной практики" в капитал, в недвижимость, то в "Палате № 6" медицина без поддержки христианских ценностей совершенно лишает человека, врача жизненных сил, а больший, чем у Старцева, духовный опыт не позволяет удовлетвориться ничем обыденным.

Лишь поначалу кажется, что больница производит "впечатление зверинца" из-за отсталости, неимения средств, упадка культуры. Постепенно ведущим мотивом становится отсутствие веры, Благодати, извращение духа. Чехов покажет как бесплодие материализма, так и особенно уродливые черты веры фальшивой или неполной. Так, для безумного жида Мойсейки помолиться Богу значит "постучать себя кулаком по груди и поковырять пальцем в дверях"! Такая картина помешательства могла быть изображена Чеховым столь убедительно после глубокого знакомства с психиатрией и психиатрическими лечебницами (см.: 8, 12, 168): по какому-то совершенно невероятному ассоциативному ряду молитва становится "ковырянием в дверях". И Чехов признавался в письме своему однокурснику по медицинскому факультету известному невропатологу Г.И.Россолимо, что знание медицины дало ему точность в изображении болезни (8, 12, 356), заметим и упреки Чехова ко Льву Толстому, связанные с ошибочными представлениями о проявлении болезни 8, 11, 409).

Обращение к Богу становится бессмысленной привычкой, сопровождающей самые безбожные дела. Солдат Никита "призывает Бога в свидетели" и отбирает нищенские подаяния у Мойсейки и вновь отправляет его побираться. Духовная пустота "закаляет" и врача, как выразился Чехов, и он уже "ничем не отличается от мужика, который режет баранов и телят и не замечает крови" (8, 7, 127). Таким будет сравнительно молодой врач Хоботов, а также предприимчивый, во всю практикующий фельдшер Сергей Сергеевич. В этом фельдшере, своей значительностью напоминавшем сенатора, Чехов отметит показную набожность, любовь к обрядам. Рассуждения фельдшера мало отличаются от обращений к Богу солдата Никиты, с именем Бога и тот, и другой лишь обирают ближнего: "Болеем и нужду терпим оттого, что Господу милосердному плохо молимся. Да!" (8, 7, 136).

В "Палате № 6" Чехов показывает, что современному человеку религиозное чувство не может быть дано легко и бесконфликтно. Врач Андрей Ефимович Рагин в самой юности был близок к церкви, набожен и намеревался поступить в духовную академию, но веяния времени препятствуют религиозному становлению, поэтому Чехов укажет в тексте точную дату - 1863 год, - когда Рагин из-за насмешек и категорических требований отца поступил на медицинский факультет, "в священники так и не постригся". Само сведение рядом двух поприщ - церковного и лекарского - говорит о многом, в том числе и об их несовместимости для человека 60-80-х годов. Такая негармоничность выражена и во внешнем облике Рагина, передающем конфликт духа и материи: грубая внешность, буйство плоти ("напоминает разъевшегося, невоздержного и крутого трактирщика", ср. с Ионычем) и явная душевная угнетенность. Медицинское поприще углубляет в нем раздвоенность, заставляя отказаться от основного религиозного представления - о бессмертии души: " - А вы не верите в бессмертие души? - вдруг спрашивает почтмейстер. - Нет... не верю и не имею основания верить." Отсутствие бессмертия превращает жизнь и профессию врача в трагическое заблуждение ("Жизнь есть досадная ловушка"): зачем лечить, для чего блестящие достижения медицины, если все равно "к нему приходит смерть - тоже против его воли". Так духовное состояние героя разрушает не только его личность, но и в том числе его профессиональное поприще, в котором Чехов намеренно обозначит и достижения, и даже свое, "чеховское", качество - талант верного диагноста.

Все теряет смысл перед лицом смерти, и уже Рагин не видит разницы между хорошей клиникой и плохой, между домом и "палатой № б", свободой и тюрьмой. Все возвышенное в человеке лишь усиливает впечатление от трагической нелепости бытия, так и медицина не спасает, а лишь обманывает людей: "Принято в отчетном году двенадцать тысяч приходящих больных, значит, попросту рассуждая, обмануто двенадцать тысяч человек. ...Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого?"(8, 7, 134). Чехов рисует и ряд эпизодов, насыщенных собственно церковными образами - служба в церкви, поклонение иконе - и показывает, что без сознательного, с оттенком философии и науки, принятия основных религиозных положений обрядовость окажется лишь временным успокоением, за которым с еще большей силой встает тоска и обреченность: "Мне все равно, хоть в яму".

Итак, как и в "Ионыче", сознание медика ведет к глубине переживания жизни и смерти, которое не обогащает, а угнетает личность, если герой уходит из поля мощной духовной традиции. Рагин, в отличие от Старцева, предельно отвергает жизнь, пренебрегает и самой материей, плотью мира и в конце концов уходит в небытие.

Рядом со Старцевым и Рагиным герой рассказа "Попрыгунья" Осип Дымов может показаться идеальным образом врача. В самом деле, первые два героя, каждый по-своему, отворачиваются от медицины. Дымов весь поглощен наукой и практикой. Чехов и здесь особо подчеркивает близость врача к смерти, обозначив должность Дымова - прозектор. Дымов - образец врачебной самоотверженности, по целым дням и ночам дежурит у больного, работает без отдыха, спит с 3 до 8, совершает нечто действительно значительное и в медицинской науке. Даже рискует своей жизнью; как и Базаров, герой Чехова при вскрытии ранит себя, но, и это символично, не умирает (так автор покажет своего рода победу над смертью). Даже гибель Дымова будет вызвана другой, самой возвышенной причиной, когда он, словно жертвуя собой, вылечивает ребенка (очень значимое противопоставление - "труп - ребенок" - одновременно показывает, что и смерть приходит к Дымову из самой жизни, а не из смертного небытия). "Христос и жертвенность" - напрашивается аналогия, но... Чехов с очевидностью снижает этот образ. Дымов оказывается почти беспомощным во всем, что не относится к его профессии. Его необыкновенную кротость, терпимость, мягкость хотелось бы признать за нравственную высоту, однако Чехов дает проявиться этому в столь комичных эпизодах, что определенно говорит об иной авторской оценке (достаточно вспомнить эпизод, когда "икру, сыр и белорыбицу съели два брюнета и толстый актер",7, 59). Комично переданы даже душевные страдания Дымова: "Эх, брат! Ну да что! Сыграй-ка что-нибудь печальное" - и два врача нестройно затянули песню "Укажи мне такую обитель, где бы русский мужик не стонал". Нарочито дано равнодушное отношение Дымова к искусству: "Мне некогда интересоваться искусством". Значит, Чехов ждет от врача чего-то большего, чем содержит Дымов, автор с большей заинтересованностью пишет о болезненных и упадочных размышлениях Рагина, чем о духовном мире Дымова, больше того, трагичность Дымова показывает именно в совмещении высших качеств с явной духовной неразвитостью. Автор ждет от врача какого-то высшего совершенства: да, терпеть, вылечивать и жертвовать собой, как Христос? Но тогда и проповедовать, как Христос, тогда опять-таки, как Христос, заботиться о бессмертной душе, а не только о плоти. Контекст повести по-чеховски сокровенно и безупречно точно воссоздает этот идеальный, полный смысла образ врача.

Сразу очевидно контрастное, по сравнению с Дымовым, увлечение его жены искусством, ее экзальтированная и показная страсть к любым атрибутам духовности, тяга к общественному признанию, обращенность к Богу. Без дымовского упорства и какой-то, пусть односторонней, но силы и глубины это выглядит уродливо и пошло, но, как ни странно, "попрыгунья" восполняет односторонность Дымова: тот врачует тело, спасает для жизни, но не врачует души, точно уклоняется от рагинских вопросов "зачем жить?" - наделенная же абсолютно ложным сознанием Ольга Ивановна, наоборот, вся сосредоточена на духовном. И прежде всего она подчеркнуто богомольна, причем не показно и по-своему искренне. Именно она изображена в состоянии молитвы (исключительный художественный прием), она верит, что "бессмертна и никогда не умрет", она живет чисто духовными представлениями: красота, свобода, талант, осуждение, проклятие и т.д. - этот ряд кажется даже неожиданным для характеристики Ольги Ивановны, ведь эти представления чаще всего предельно извращены, но - они заложены в э т о т образ! Наконец, как Дымов "влияет" на тело больного, так мнится Ольге Ивановне, что она влияет на души: "Ведь это, думала она, он создал под ее влиянием и вообще благодаря ее влиянию он сильно изменился к лучшему" (8, 7, 67). Интересно сравнить Дымова и Ольгу Ивановну в эпизоде христианского праздника: второй день Троицы, Дымов едет на дачу, невероятно уставший после трудов, с одной мыслью "поужинать вместе с женой и завалиться спать" (8, 7, 57) - его жена вся увлечена устройством свадьбы некоего телеграфиста, в ее сознании - церковь, обедня, венчание и т.д., что неожиданно рождает вопрос "в чем я пойду в церковь?" И тем не менее мы признаем, что в сознании Ольги Ивановны закреплены черты духовности, хотя и с неизменно ложным, легковесным оттенком. Собственно на столкновении стихий здорового тела и извращенной духовности и строится "Попрыгунья". Так, на прорыв раскаяния и страданий О.И., пусть темных и нечастых, Дымов невозмутимо скажет: "Что, мама? - Кушай рябчика. Ты проголодалась, бедняжка". Дымов будет сам скрыто страдать, утонченно избегать обострений (напр., "дать возможность О.И. молчать, т.е. не лгать"," 8, 7, 66), но в идеале врача Чехов видит совершенную душевную опытность, искушенность и активность, укрепленные сильной верой, чего будет лишен Дымов. И только щадя своего героя, Чехов снимет с рассказа заголовок "Великий человек".

Удивительно значимую для нашей темы ситуацию создает Чехов в рассказе "Княгиня": врач Михаил Иванович находится в стенах монастыря, где у него постоянная практика. Такое сближение врача и священнослужителя напоминает и многочисленные представления самого Чехова в образе монаха (см.: 2, 236), письма со схимническими именованиями себя (вплоть до "Святого Антония"), частые посещения монастырей (ср. в дневнике его отца: Антон "был в Давидовой пустыни, подвизается в посте и трудах", 2, 474). И как медик герой "Княгини" представлен безупречно: "доктор медицины, студент Московского университета, заслужил любовь всех на сто верст кругом" (8, 6, 261), однако ему отведена словно ожидаемая нами роль обличителя и проповедника. Отметим одновременно в нем и черты воцерковленного человека, православного: обращения к имени Бога, безусловное уважение к церкви и ее служителям, непосредственное участие в жизни монастыря и выраженное сближение с монахами (ср.: "в м е с т е с монахами у крыльца находился и доктор", 8, 6, 264), защита православия и обличение антиправославных веяний (спиритизм) - казалось, все свойства, недостававшие Дымову, и вообще редкая полнота личности. Но тут мы еще раз заметим, что Чехов изображает не саму благодать духа и веры, а сегодняшнюю реальность евангельского ч е л о в е к а, заблуждающегося даже тогда, когда есть все атрибуты правоты (ср. - служители Синедриона). Так и Михаил Иванович: в его нравственных обличениях княгини видна не только искренность, но даже и правота, есть знание людей, способность ярко обличать, судить, исправлять пороки, как и болезни тела. Но - при этом Чехов подчеркивает жестокость, безблагодатность обличения М.И., в том числе и в резком контрасте его слов с благодатью Божественного мироздания, природного космоса, а также собственно благодатного уклада и ритма монастырской жизни: "У княжны страшно билось сердце, в ушах у нее стучало, и все еще казалось ей, что доктор долбит ее своей шляпой по голове" (8, 6, 261). Обличения доктора переходят в какое-то неистовство, упоение нравственным мучительством: "- Уйдите! - сказала она плачущим голосов, поднимая вверх руки, чтобы заслонить свою голову от докторской шляпы. - Уйдите!, - А как вы обращаетесь со своими служащими! - продолжал возмущаться доктор..." (8, 6, 261). Только совершенный припадок его жертвы вдруг заставит доктора неожиданно остановиться: "- Я поддался злому чувству и забылся. Это нехорошо? (8, 6, 263). Ясно, что чеховский врач не должен быть и столь кротко-безучастным к душе ближнего, как Дымов, и столь яростен, как Михаил Иванович. М.И. вполне раскаивается в своей жестокости ("Нехорошее, мстительное чувство"), а столь жестоко обличаемая им княгиня в конце концов осталась совершенно не поколебленной его речами ("Как я счастлива! - шептала она, закрывая глаза. - Как я счастлива!"). Так что, кроме слабости и неправоты М.И., Чехов подчеркивает и бесплодность его проповеди. Позднее, в рассказе "Крыжовник" Чехов отдаст роль обличителя, да еще призывающего ко всему высокому (вспомним образ "человека с молоточком"), хоть и врачу, но врачу ветеринарному, - И.И. Чимше-Гималайскому, чья патетика тоже оставляет его слушателей равнодушными. Как видим, идеал врача становится поистине недосягаемым! Но это будет неверное мнение.

Идеал врача окажется гораздо проще, доступнее, ближе к почве, к обыденности. Врач не будет принимать на себя непосильную роль Христа, но будет приближаться к нему, как бы в меру человеческих сил врачуя и т е л о, и д у ш у ближнего. Оказывается, столь высокая требовательность Чехова к врачу вполне удовлетворится сюжетом рассказа "Случай из практики".

Вновь колорит этого рассказа связан с православным укладом: поездка врача Королева к больной происходит накануне праздника, когда все настроено "отдыхать и, быть может, молиться" (8, 8, 339). В рассказе все предельно обыденно: нет яркого поиска, нет заостренной фабулы (вроде измены в семье, любви, несправедливого поступка и т.д.), даже нет рокового больного (ср. - смертельно больной ребенок в "Попрыгунье", "Врагах", "Тифе"). Наоборот, у больной "все в порядке, нервы подгуляли". Лишь отдаленным фоном набросаны мотивы общего неустройства бытия, фабричная монотонность, изуродованные капиталом люди и отношения, но это все привычный земной круг, и Чехов явно снижает социальный пафос наблюдений Королева, одним штрихом переводя его в вечные пласты религиозной метафизики - замечанием, ставшим бы в другой стилистике самым патетическим жестом: "главный, для кого здесь все делается, - дьявол" (8, 8, 346). Чехов признает, к т о является "князем мира сего", и уводит своего героя от прямой борьбы с дьяволом - к сочувствию, состраданию своему б л и ж н е м у, к которому врач будет относиться как к р а в н о м у себе, равному в общей судьбе человечества, не возвышаясь над своим страдающим "пациентом". Так, "пациентка" Королева скажет: "Мне хотелось поговорить не с доктором, а с близким человеком" (8, 8, 348), что в смысловом контексте рассказа звучит именно как мотив слияния во враче медика и, скажем, "самого близкого" из близких (неслучайно показано контрастное отчуждение друг к другу в семье и в доме Ляликовых, и врач восполняет эту неустроенность). Королев лечит душу не обличением и даже не готов проповедовать ("Как сказать? - раздумывал Королев. - Да и нужно ли говорить?"), но сочувствие н надежда на будущее счастье (аналог бессмертия), выраженные, как подчеркнет автор, "окольным путем" (8, 8, 349), приводят не столько к разрешению тягот бытия, сколько к общему умиротворению, душевному смирению и одновременно к душевной подвижности, росту: "окольные слова" Королева были явным благом для Лизы, выглядевшей, наконец, "по-праздничному", - и "она будто хотела сказать ему что-то особенно важное". Так, по Чехову, самое глубокое врачевание души даже невыразимо в слове. Просветленное состояние человека и мира определяет праздничный финал рассказа: "Было слышно, как пели жаворонки, как звонили в церкви". Возвышение духа меняет и мрачную картину жизни: "Королев уже не помнил ни о рабочих, ни о свайных постройках, ни о дьяволе"(8, 8, 350), и это ли не реальная победа над "князем мира сего", единственно возможная, по Чехову? Большего, чем это напряженное и просветленное состояние, врачу не дано достигнуть, здесь высшая ступень приближения "земского" - земного врача к идеалу врачующего Христа.

Мы не беремся разгадывать тайну личной судьбы художника, но, возможно, столь характерное для Чехова сопряжение медицины с литературой и являлось своего рода служением Христу: лечение тела, лечение души.

Действительно, и после Чехова приходят в литературу профессиональные врачи - вплоть до наших современников. Но Чехов будет своего рода завершением развития темы в русле отечественной классики, насыщенной духом православия. В иные времена - "иные песни". В этом понимании путь, ведущий от безбожника Крупова к чеховскому идеалу врачевателя Христа, - это путь к итоговому и одновременно высшему, преодолевшему противоречия и соблазны, толкованию образа врача в духе русской традиции.

Список литературы

1 Герцен А.И. Сочинения в 9 тт. М., 1955.

2 Гитович Н.И. Летопись жизни ж творчества А.П.Чехова. М., 1955.

3 Громов М.П. Книга о Чехове. М., 1989.

4 Громов М.П. Чехов. Серия "ЖЗЛ". М., 1993.

6 Лермонтов М.Ю. Полное собр. сочинений. Т. 4. М., 1948.

7 Тургенев И.С. Собрание сочинений в 12 тт. Т. 3. М., 1953.

8 Чехов А.П. Собрание сочинений в 12 тт. М., 1956.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/